ФЛАГ НАД ОСМУССААРОМ

(ВОСПОМИНАНИЯ УЧАСТНИКА ОБОРОНЫ ОСТРОВА В 1941 ГОДУ)

ТАЛЛИН
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЭЭСТИ РААМАТ»
1980

Художник-оформитель А. Мезикяпп

В 12 километрах к северо-западу от побережья Эстонии, в самом устье финского залива расположен небольшой остров Осмуссаар. В начале Великой Отечественной войны его маленький гарнизон, находясь в глубоком тылу врага, 164 дня вел неравный бой с немецко - фашистскими захватчиками, отражал морские десанты, уничтожал корабли и суда, не допуская прорыва вражеского флота к колыбели Великого Октября — Ленинграду, Непокоренный гарнизон Осмуссаара, состоявший из балтийских моряков и рабочих ленинградских предприятий, оставил остров только по приказу Верховного Главнокомандования.
О том, как жил, строил и воевал гарнизон Осмуссаара, и рассказывается в небольшой книжечке участника обороны острова полковника в отставке Ф. С. Митрофанова.

В знак признательности за активную работу по сохранению памяти
 о подвиге защитников непокоренного Осмуссаара, коммунистам и
 комсомольцам Хаапсалуского района посвящаю эту книгу.

Автор

В. Трибуц. Книга о мужестве моряков Балтики

От автора

1. Первые впечатления

2. Осмуссаар строится

3. Батареи вступают в бой

4. «Коммунисты и комсомольцы, за мной»

5. Флаг над Осмуссааром

6. Мы вернемся к тебе, Осмуссаар!

Фотографии

В ночь на 13 августа 1914 года отряд немецких боевых кораблей пытался проникнуть в Финский залив. В тумане крейсер «Магдебург» наскочил у Оденсхольма на камни и застрял. Снять его с камней врагам не удалось. В связи с подходом русских крейсеров «Паллада» и «Богатырь», немцы вынуждены были подорвать «Магдебург». Русские водолазы нашли на затонувшем корабле трехфлажную сигнальную книгу германского флота, шифровальную таблицу, карту морских квадратов, дневники. Эти документы позволили русскому командованию точно определять обстановку на Балтийском морском театре. Копии шифров и сигнальной книги были переданы и англичанам.

Название острова не раз встречалось в сводках о военных действиях Балтийского флота и в годы Великой Отечественной войны. Еще в начале 1940 года по договору между Советским правительством и правительством буржуазной Эстонии остров Осмуссаар был передан Советскому Союзу для строительства здесь мощных батарей. Для защиты входа в Финский залив намечалось создать мощные батареи также на полуострове Ханко и на острове Хийумаа (мыс Тахкуна). Все эти батареи занимали выгодное оперативно-стратегическое положение на северо-западном морском направлении. Вместе с минными позициями, выставленными нами в начале войны, эти батареи являлись важнейшим звеном в системе укреплений, прикрывавших далекие подступы к Ленинграду. Если военно-морская база Ханко располагалась на основном шхерном фарватере и мешала вражеским боевым кораблям маневрировать между Ботническим и Финским заливами, то батареи Осмуссаара закрывали вход боевым кораблям по центру и южному направлению залива.

Летом 1940 г. первый отряд строителей прибыл на плоский, покрытый мелкой галькой остров. Вслед за строителями начали прибывать и боевые расчеты будущих батарей. Все они хорошо понимали свою задачу: как можно быстрее и в глубокой тайне вырубить в известняке и песчанике котлованы, забетонировать этажи подземелья для будущих орудийных систем, смонтировать самую мощную в те времена дальнобойную береговую артиллерию. День и ночь строители и краснофлотцы боевых расчетов вкладывали в свой труд нечеловеческие усилия. Работу, особенно когда началось бетонирование, нельзя было приостанавливать. Это была проверка их выдержки и мужества. Горячее чувство патриотизма, тревога за порученное дело спаяли их в единый дружный коллектив. Сборку артиллерийских систем вели около 60 ленинградских мастеров-монтажников под руководством опытного инженера П. П. Белозерова.

К началу Великой Отечественной войны батареи не были еще готовы. По плану тяжелую батарею намечалось ввести в строй к концу 1941 года. Но строители, монтажники, личный состав батареи капитана И. Т. Клещенко и военкома старшего политрука В. П. Ускова, проявив высокое чувство ответственности, за короткое время превратили остров Осмуссаар в грозную боевую силу. Все трудились напряженно, день и ночь. 1 сентября 1941 г. первая 180-мм батарея под командованием И. Т. Клещенко, встала на боевую вахту раньше срока на четыре месяца. Это была большая победа всего гарнизона острова, вселившая в каждого уверенность в свои силы, в возможность выполнения заданий командования.

Автор подробно рассказывает о подвиге гарнизона при строительстве башенной батареи. Но мне особо хотелось бы отметить рабочих-монтажников ленинградских заводов и их руководителя П. П. Белозерова. Характерно, что все они имели право и возможность вернуться в Ленинград, но все решили остаться на острове. Их включили в боевые расчеты батарей и подразделений противодесантной обороны. Воспитанные на революционных традициях, уроженцы Выборгской стороны и Невской заставы, они понимали, в каком тяжелом положении находится Родина, и встали на боевую вахту.

Сплоченный напряженным трудом, закаленный в преодолении многочисленных трудностей, коллектив строителей, монтажников, военных моряков-балтийцев превратился в единый боевой организм — непокоренный гарнизон Осмуссаара.

Коммунистическая партия Эстонии с первых дней войны мобилизовала все силы на отпор врагу. Центральный Комитет КПЭ (б), Совет Народных Комиссаров Республики, городские партийные органы оказывали всемерную помощь воинам Советской Армии и Краснознаменному Балтийскому флоту в решении боевых задач. Видную роль в организации вооруженного отпора врагу сыграли члены бюро ЦК КП(б) Эстонии И. Лауристин, Н. Каротамм, Б. Кумм, Председатель Президиума Верховного Совета ЭССР И. Варес, народный комиссар легкой промышленности А. Веймер, уполномоченный ЦК ВКП (б) В. Бочкарев.

Автор подробно рассказывает о попытке фашистов разведать оборону острова, почти непрерывно подвергая всю его территорию артиллерийскому обстрелу. К концу августа войска врага подошли к непосредственным рубежам обороны города Ленина. А в это время далеко на западе, в глубоком тылу фашистов, продолжали защищаться два героических гарнизона — на полуострове Ханко и на острове Осмуссаар. Они стояли непреодолимым препятствием на пути фашистского флота в Финский залив.

В первых числах сентября враг решил начать операцию по захвату Моонзундских островов с Осмуссаара. Интенсивность обстрела острова возросла.

Автор подробно рассказывает об этом в своих воспоминаниях. Особенно хорошо описан разгром десанта противника на подходах к Осмуссаару. В двадцатых числах сентября у Або-Аландского архипелага появилась эскадра немецко-фашистского флота, готовая идти на прорыв в Финский залив, чтобы поддержать свои сухопутные войска, остановленные Красной Армией совместно с флотом у стен Ленинграда. Но путь им накрепко закрыли минные заграждения, а также батареи Ханко и Осмуссаара.

Военный совет флота, учитывая обстановку в западной части Финского залива и вынужденный отход наших войск и частей флота из Таллина в Кронштадт- Ленинград, решил подчинить гарнизон острова Осмуссаар командиру военно-морской базы Ханко генералу С. И. Кабанову, командовавшему всей западной оборонительной позицией в Финском заливе.

Для усиления руководства гарнизоном острова Осмуссаар, Военный совет флота назначил командиром дивизиона капитана Е. К. Вержбицкого, военкомом батальонного комиссара Н. Ф. Гусева, имевших большой боевой опыт и хорошо проверенных в работе. Оба — и командир, и военком — активно проводили партийно-политическую работу с личным составом, учитывая тяжелое положение на фронтах Великой Отечественной войны, изолированность гарнизона, огромное физическое и моральное напряжение людей. Военком Н. Ф. Гусев настойчиво требовал, чтобы все политработники и пропагандисты гарнизона повседневно разъясняли личному составу действительное положение на фронтах, рассказывали о мерах, принимаемых партией и правительством для мобилизации сил страны на борьбу с врагом.

Многие из защитников острова в этой сложной обстановке вступали в ряды Коммунистической партии. Командир дивизиона капитан Е. К. Вержбицкий и начальник штаба капитан Г. Г. Кудрявцев все свое внимание обратили на эффективность артиллерийских стрельб, на организацию противодесантной обороны острова.

Известный швейцарский историк Р. Майстер писал: «В начале сентября русские внезапно обстреляли с острова эстонское побережье и временно вывели из строя германскую батарею. Кроме того, русские мешали перевозкам снабжения и пополнения из Ревеля в гавани, расположенные к западу. Таким образом имелись более чем достаточные основания, чтобы овладеть этим опорным советским пунктом. Однако в связи с тем, что район вблизи Оденсхольма не был протрален, а также в связи с большой активностью советских батарей, германское командование решило предоставить остров самому себе и ждать того момента, когда русские, измученные голодом, вынуждены будут сдаться... Фактически этого момента не наступило» (Р. Майстер. Война на море (перевод Военно-Морской академии), стр. 65).

Но события развивались не так, как планировало фашистское командование. После двух месяцев непрерывного артобстрела и неудавшихся попыток захватить остров силами десантов командование врага решило, что моральные и материальные ресурсы гарнизона острова исчерпаны и настало время предъявить ему ультиматум.

Наглый ультиматум гарнизон Осмуссаара отверг.

Ровно в 12 часов дня 5 ноября, в канун празднования 24-й годовщины Великого Октября, над островом взвился красный флаг — символ свободы и мужества нашей Родины.

Так сражались рабочие-ленинградцы, красноармейцы, краснофлотцы, инженеры, техники, командиры непокоренного острова Осмуссаар. Они показали себя в течение всего периода обороны настоящими большевиками, патриотами Социалистической Родины, честно и беззаветно выполнявшими свой долг. Вместе с защитниками Ханко они отвлекли на себя часть сил фашистов, наступавших на Ленинград. Дальние морские подступы к городу Ленина в самые тяжелые дни его обороны были прикрыты от прорыва вражеских надводных кораблей. Защитники Осмуссаара выполнили поставленную перед ними боевую задачу.

Автор предлагаемых читателю воспоминаний полковник в отставке Федор Степанович Митрофанов стал кадровым офицером флота в годы Великой Отечественной войны.

По образованию историк, окончивший Ленинградский государственный университет, он был зачислен в кадры флота в 1939 году. Командовал башней 203-миллиметровой батареи на одном из кронштадтских фортов. Младший лейтенант Митрофанов прибыл на Осмуссаар в апреле 1941 года. Он участвовал в строительных и монтажных работах своей башни, руководил установкой батареи 130-миллиметровых орудий, прибывших на остров в начале войны, командовал башней при проведении всех боевых стрельб.

Самый старший по возрасту и самый младший по званию среди офицеров-артиллеристов, он пользовался уважением среди своих товарищей и большой любовью подчиненных. Он покинул остров при его эвакуации с последним эшелоном.

Все, что написано в этой книге, пережито автором в горячие и трудные дни героической обороны Осмуссаара, вписавшей славную страницу в боевую летопись дважды Краснознаменного Балтийского флота.

2 марта 1977 г

Командующий Краснознаменным Балтийским Флотом в годы Великой Отечественной войны,
доктор исторических наук
адмирал В. Ф. Трибуц.

ОТ АВТОРА

Всякого, даже не военного человека, вступившего на камни острова Осмуссаар в период напряженных боев с затаившимися на материке фашистами, непременно удивило бы разнообразие в одежде бойцов гарнизона. Высадившись на пирсе, он увидел бы в боевом расчете дзота, оборонявшего его, двух матросов в форме моряков-балтийцев, но командовал ими почему-то не моряк, а какой-то бородатый человек в длинном коричневом пальто и мохнатой рыжей шапке. О принадлежности этого человека к оборонявшему остров гарнизону можно было догадаться лишь по винтовке, которую бородач не выпускал из рук, по опоясывавшему пальто флотскому ремню с двумя подсумками, по красноармейской звездочке на шапке, да по безусловному подчинению ему моряков.

Следуя дальше, прибывший увидел бы в стрелковых подразделениях, занимавших построенные по всему периметру острова окопы и дзоты, людей, одетых и в флотские бушлаты, и в красноармейские шинели, и в самое разнообразное гражданское платье. Даже на башенной батарее, считавшейся флагманской, хотя все и были одеты по форме, наблюдательный человек обнаружил бы, что у некоторых из комендоров, командиров орудий и даже старшин нет на фланелевках и кителях не только шевронов сверхсрочников, но даже знаков различия, по которым можно определить их воинские звания.

А присмотревшись, легко было заметить, что и форма на некоторых из этих людей еще «не притерлась» как следует и что держатся они как-то стесненно: прикладывая руку к головному убору для приветствия, чуть склоняют голову вперед, как бы для поклона, а отдавая приказание, вставляют лишние неуставные слова: «Прошу», «Пожалуйста»...

Вместе с тем бросалось в глаза, что эти люди особенно хорошо владеют сложной техникой, умело поддерживают ее в высокой боевой готовности и, как видно,, заслуженно пользуются авторитетом среди личного состава. И, естественно, возникал вопрос: откуда в боевом гарнизоне, да еще преимущественно среди младших командиров, появились гражданские люди? И почему командование, допустив это, не добивалось единообразия в форме одежды, безусловно обязательной для всех воинских подразделений?

Автор не случайно начинает рассказ о людях, оборонявших остров Осмуссаар, с признаков исключительности, показывавших наличие особых условий в гарнизоне, по сравнению с другими частями и соединениями флота, действовавшими на побережье и островах Балтийского морского театра.

Первое, что необходимо учитывать при оценке обстановки, сложившейся к началу войны на Осмуссааре,— это запоздание с началом строительства и монтажа береговых артиллерийских батарей по причинам, не зависящим даже от командования флотом.

В 1939 году, при заключении пакта о взаимопомощи между СССР и правительством буржуазной Эстонии, Осмуссаар уже значился в списке подлежавших вооружению островов, поскольку он прикрывал непосредственные подходы к району Главной базы Балтийского флота.

В марте 1940 года, когда шли переговоры о заключении договора между СССР и Финляндией на аренду полуострова Ханко и прилегающих к нему островов, уже вырисовывалась идея оборудования ханко-осмуссаареской минно-артиллерийской позиции. Но и в это время Осмуссаар весе еще продолжал находиться вне юрисдикции Советского Союза.

И лишь накануне вступления Эстонии в состав СССР — в начале июня 1940 года остров Осмуссаар был передан Балтийскому флоту для строительства на нем мощных береговых батарей. Почти в то же время, в первой декаде июня 1940 года, батальон строителей в составе 1200 москвичей и ленинградцев под командованием капитана Н. П. Токарева и военкома старшего политрука Е. Ф. Васильева с транспорта «Днестр» выгрузился на Осмуссааре. Несколько дней позднее туда же прибыло управление строительства во главе с начальником военинженером 2 ранга Петром Ивановичем Сошневым и главным инженером военинженером 3 ранга Борисом Яковлевичем Слезингером.

Учитывая время, затраченное на проектирование, организацию и развертывание работ, строительство на острове фактически началось лишь осенью 1940 года, т. е. более чем на год позднее других объектов, строившихся в Эстонии, и почти на полгода позднее, чем на полуострове Ханко.

Поэтому-то к началу войны с фашистской Германией, на Осмуссааре способной к сопротивлению оказалась лишь одна единственная батарея, боеготовность которой от хода строительно-монтажных работ не зависела. Это была зенитная батарея № 509. Она и встретила грохотом артиллерийских залпов фашистские самолеты, появившиеся над островом в первый же день войны. Но и эта батарея могла лишь стрелять, а не вести длительный бой, так как стояла на временных открытых позициях и ничем не была защищена от огня врага.

Что же касается строительства батарей, то тут дела выглядели значительно хуже. Четырехорудийная 180- миллиметровая башенная батарея по графику монтажа планировалась к отстрелу в конце 1941 года, т. е. через полгода после начала войны. Затянулось и ее формирование. К 22 июня прибыла лишь половина рядового и меньше четверти сержантского состава, необходимого для обслуживания батареи.

На трехорудийной 130-миллиметровой батарее бетонные основания и орудийные дворики уже были построены, но зато на острове не имелось для нее ни людей, ни пушек.

И, естественно, что советские люди, военные и гражданские, собравшиеся на острове на митинг в первый день войны, вместе стали искать пути решительного сокращения сроков окончания строительно-монтажных работ и ввода в действие береговых батарей главного калибра. Именно на этом митинге и из этих людей и началось формирование боевого коллектива, не больно казистого на вид, но зато крепкого, как орудийная сталь ленинградской плавки. Казалось, к этим людям были обращены слова поэта:

Гвозди бы делать из этих людей,
Не было б в мире крепче гвоздей.

В тот же день на офицерском совещании командование приняло предложение ленинградцев — перейти на «фронтовой график» производства монтажных работ, превратив рабочие места в «боевые посты», иными словами, повысить трудовое напряжение до предела человеческих возможностей. С этого дня и на протяжении всех 164 дней обороны Осмуссаара для гарнизона острова стало характерным сочетание в различных пропорциях, в зависимости от обстановки, тяжелого физического труда с повышенной боевой готовностью и непосредственным участием в боевых действиях.

Процесс формирования гарнизона на острове закончился с завершением работ по артиллерийской обороне и отстрелом башенной батареи, по времени случайно совпавшим с выходом врага на побережье Эстонии и возросшей опасностью захвата острова силами морского десанта.

Если раньше главной задачей гарнизона являлось строительство, то изменившаяся обстановка выдвинула на первый план активное противодействие врагу и решение в кратчайшие сроки организации и инженерного обеспечения противодесантной обороны острова Осмуссаар силами тех людей, которые на нем остались.

За оружие взялись все: военные моряки — артиллеристы и пулеметчики, военные строители и рабочие ленинградских заводов. Отсюда и появилось разнообразие в форме одежды гарнизона и полнейшее единство в действиях сплоченного еще в период строительства боевого коллектива.

В этом состояла вторая особенность в обороне Осмуссаара, которая, хотя и внесла непорядок во внешний вид бойцов, но зато позволила в невиданно короткие сроки освоить новую боевую технику, подготовить людей для непосредственной обороны острова и организовать его укрепление средствами полевой фортификации.

Третьей особенностью в обороне острова являлось частое переподчинение его различным соединениям флота.

По своему географическому положению Осмуссаар мог осуществлять огневое взаимодействие с Береговой обороной Балтийского района (БОБР), в состав которого были включены все острова Моонзундского архипелага; с береговой обороной Главной базы флота при артиллерийском обеспечении стоянки кораблей в бухте Палдиски и прикрытии действий флота в прибрежном районе; с военно-морской базой Ханко при обороне передовой минно-артиллерийской позиции.

Исходя из этих возможностей, в начале строительства Осмуссаар был включен в состав Северного укрепленного сектора Береговой обороны Балтийского района, командир которого, обеспокоенный ходом строительства у себя на острове Хийумаа, уделял мало внимания Осмуссаару. Правда, командир БОБРа генерал С. И. Кабанов немало помог гарнизону в период организации и начала строительно-монтажных работ, но он еще до начала войны был назначен командиром военно-морской базы Ханко, а с его уходом наша связь с командованием Северного укрепленного сектора еще больше ослабла.

С началом войны Осмуссаар переподчинили коменданту Береговой обороны Главной базы флота полковнику Кустову.

Когда советские войска и корабли Балтфлота оставили Эстонию, командование КБФ включило гарнизон острова в состав военно-морской базы Ханко. С первых же дней мы почувствовали и руководство, и заботу, и реальную помощь со стороны нового командования. Случись это раньше, может и не было бы в гарнизоне Осмуссаара тех особенностей, которые отличали его от других воинских частей.

Автор этих воспоминаний, непосредственно участвовавший в обороне острова, не ставил перед собой цели полностью, в хронологическом порядке изложить ход событий. Он стремился при описании боевых эпизодов, на примере отдельных подразделений и бойцов показать сплоченность, мужество и верность воинскому долгу этого маленького, но героического гарнизона.

1. ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

— Товарищ капитан, младший лейтенант Митрофанов прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы! — представлялся я 21 апреля 1941 года командиру вновь строящейся башенной батареи и начальнику гарнизона острова Осмуссаар Ивану Трофимовичу Клещенко.

Клещенко, плотный коренастый мужчина, с открытым умным лицом, внимательно осмотрел меня с головы до ног и, как видно, довольный результатами осмотра, улыбнулся и с мягким украинским акцентом произнес:

— Добре, товарищ младший лейтенант! Мы вас давненько уже ждем. Прошу садиться.

Прочитав мое командировочное предписание, он постучал кулаком в стенку:

— Василий Павлович, зайди ко мне на минутку.

Вскоре в кабинет командира вошел сухощавый, небольшого роста, старший политрук.

— Знакомьтесь, это мой заместитель по политической части Василий Павлович Усков, — обращаясь ко мне, сказал капитан.

Я представился старшему политруку и доложил ему о своем назначении на должность командира башни.

— Вот и отлично! Значит, у нас командиры-артиллеристы все в сборе.

Замполит пригласил меня к себе на первый товарищеский разговор. Его интересовало все: моя специальность до военной службы, образование, удовлетворенность службой вообще и новым назначением в частности. Я признался ему, что не очень-то доволен своим новым назначением, тем более, что в этой должности уже отслужил на одном из кронштадтских фортов почти два года, что в Ленинграде у меня осталась семья- жена и двое детей...

— Все будет хорошо, Федор Степанович! — убеждал меня замполит. — Учтите, что до сих пор вы служили на устаревших артиллерийских системах, установленных еще в царское время. Их тактико-технические данные не идут ни в какое сравнение с нашими советскими, которые устанавливаются на Осмуссааре, да и народ у нас подбирается очень интересный. В этом вы сами скоро убедитесь...

Признаюсь, Усков меня очаровал с первой встречи и не только убедительностью доводов и душевностью разговора, но и своей неповторимой улыбкой, освещавшей каким-то особым внутренним светом его лицо, делавшей его невыразимо добрым и прекрасным. «Должно быть, очень хороший человек этот старший политрук», — невольно подумалось мне, и первое впечатление в дальнейшем полностью подтвердилось.

После обеда я снова в кабинете командира батареи. Кроме капитана в комнате находился молодой, аккуратно одетый командир, на груди которого горел орден Красной Звезды, а рукава украшали нашивки лейтенанта морской службы. Мы познакомились. Это был мой ближайший соратник в будущем, командир второй башни лейтенант Володин. Как выяснилось, службу он проходил на кораблях флота, а на остров прибыл несколькими днями раньше меня.

— Ну что же, други, давайте знакомиться с островом, на который волею начальства вас забросила судьба, — сказал капитан Клещенко.

Склонившись над картой и лоцией, мы начали первый из многих уроков совместной учебы. Оказалось, что островок наш по своим размерам весьма невелик: длина его чуть больше пяти, ширина не превышает полутора, а протяженность береговой черты по периметру около двенадцати километров. Он вытянулся с юго-востока на северо-запад на расстоянии четырех с половиной миль от побережья Эстонии, двадцати миль от острова Вормси и тридцати миль от полуострова Ханко. Бухт и причалов, удобных для стоянки кораблей и судов, на острове нет. Имеются два рыбачьих пирса — южный и западный, но они пригодны лишь для швартовки шлюпок и малых катеров и защищены только от северных ветров. Строители рубят ряжи для удлинения южного пирса, имея в виду вывести его торец на глубину до двух — двух с половиной метров, чтобы можно было швартовать буксиры, небольшие транспорты и малые военные корабли. Из рассказа капитана мы узнали, что юго-восточнее маяка, у самого берега есть впадина глубиной до шести метров, куда строители и монтажники выгружали многотонные детали артиллерийских башен 180-мм батареи.

Геологической основой острова является скала из известняка, покрытая галькой, местами густо заросшая вереском и можжевельником. В центре острова — две маленькие рощицы лиственных деревьев. Поверхность острова ровная, чуть наклоненная в сторону побережья. Превышение над уровнем мо я в северо-западной части достигает семи метров, а в юго-восточной снижается местами до уровня моря. Поэтому в ясную погоду при хорошей видимости остров почти весь просматривается с материка.

Морское дно в районе острова, особенно севернее его, тоже скалистое и спускается в глубину обрывистыми террасами. Якоря держит плохо. На северо-западной оконечности построен маяк — красное кирпичное здание высотой свыше 30 метров. Рядом с ним несколько кирпичных и деревянных строений для маячной прислуги.

В середине острова, ближе к маяку, небольшая деревня. В 200 метрах восточнее ее — каменное сооружение церкви.

Капитан особо подчеркнул, что остров занимает чрезвычайно выгодное географическое положение с военной точки зрения.

— Природа как будто предвидела необходимость обороны Финского залива от прорыва вражеских кораблей и создала самую благоприятную для этого обстановку, — говорил капитан Клещенко. — Посмотрите на карту: на расстоянии дальности стрельбы наших батарей среднего калибра, вдоль меридиана, пересекающего устье Финского залива, находятся полуостров Ханко, остров Руссааре и наш Осмуссаар.

Советское командование, оценив по достоинству значение Осмуссаара, решило установить на нем, кроме батареи среднего калибра, две тяжелые башенные батареи калибром 180 и 406-мм, которые, взаимодействуя с такими же батареями военно-морской базы Ханко и острова Хийумаа, а также с железнодорожными батареями крупного калибра, действовавшими на материке,. смогут успешно бороться с вражескими кораблями всех классов: от тральщика до линкора.

Нашему маленькому островку, оказавшемуся на одинаковом расстоянии от трех флотских соединений: военно-морской базы Ханко, Главной базы Балтийского флота и Береговой обороны Балтийского района, предстояло выполнять весьма ответственные задачи. Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно на нашем острове, кроме замечательных отечественных артиллерийских систем 130 и 180-мм калибров, уже принятых на вооружение, командование решило поставить совершенно новую для береговой обороны батарею орудий 406-мм калибра, которая в то время проходила государственные испытания и по своим тактико-техническим показателям не имела равных в мире.

Признаться, мне все больше и больше нравился мой командир батареи своей убежденностью и любовью к делу.

— Задача сегодняшнего дня — в максимально сжатые сроки закончить строительные работы, принять материальную часть и произвести монтаж артиллерийских систем. Как и что делается в этом направлении мы сейчас и посмотрим на месте, — закончил разговор Клещенко, поднимаясь со стула.

Спустившись с крыльца, мы подошли к краю огромного котлована, выкопанного по соседству с красным .домиком — резиденцией командира батареи, выполнявшего временно и обязанности начальника гарнизона острова. В котловане глубиной свыше десяти метров строилось железобетонное сооружение размерами с .добрый двухэтажный дом. Непрерывно подходили самосвалы, гудели вибраторы, трещали моторы, двигались люди.

К капитану подошел высокий стройный офицер:

— Начальник третьего объекта старший инженер- .лейтенант Круглов, — представился он.

После обычной церемонии знакомства Клещенко попросил старшего лейтенанта не отвлекаться от своей работы. Мы находились на строительстве блока командного пункта 180-мм башенной батареи. Здесь шло бетонирование. Работа производилась круглосуточно, непрерывно, в три смены, без выходных дней.

Мне очень понравилась четкая организация дела на объекте, работа без спешки и суеты, где одновременно выполнялись многие операции. Все как будто бы не спешили, но чувствовалось напряжение в трудовом ритме.

— Хорошо работают! — заметил я. — Дружно и организованно.

— Да, — подтвердил капитан. — На строительстве подобрался толковый народ, умеет красиво работать. Сам начальник — военинженер 2 ранга Петр Иванович Сошнев, — человек уже немолодой, с большим опытом, по характеру строгий и требовательный. Он сразу видит обстановку на объекте и если нет порядка — берегись! Совсем другого склада главный инженер строительства военинженер 3 ранга Борис Яковлевич Слезингер. Он очень вежливый и деликатный человек, но точность считает признаком высокой культуры: у него все расписано по минутам и через своих подчиненных строго следит за соблюдением графика...

Я обратил внимание на непрерывную работу насоса,. выбрасывавшего из котлована огромную струю грязной. воды, которая по длинному деревянному лотку текла в море. Оказалось, что котлованы заглублены значительно ниже уровня моря и находятся под напором грунтовых, а может быть и морских вод, просачивавшихся через грунт. Во избежание затопления котлованов и для создания нормальных условий работы мощные насосы откачивали ежеминутно, примерно, полтонны воды из каждого котлована.

Рядом с блоком командного пункта был подготовлен небольшой котлован для основания 16-метровой вышки, на которой планировалось оборудовать боевую рубку для управления огнем батареи. В этом котловане работали арматурщики и плотники, готовя его к началу бетонных работ.

— Боюсь, задержит нас эта вышка, — проворчал капитан, направляя свои шаги в сторону другого объекта.

По пути Клещенко рассказал нам о трудностях, с которыми пришлось столкнуться при подготовке котлованов для производства бетонных работ.

С первых же дней строительства возникла трудность с разработкой скального грунта. Камень надо было раздробить на глубину до 12 метров, убрать его из котлована и увезти, не демаскируя района строительства. Нечего было и думать о применении каких-либо машин или механизмов. Единственный путь — дробление каменной скалы мелкими взрывами и ручная уборка породы с применением лопаты, матушки-тачки да ленточного транспортера. А убрать из трех котлованов требовалось свыше 30 тысяч кубометров скального грунта.

Вначале нелегко решался вопрос обеспечения строительства высококачественным гранитным щебнем. Заготовка его где-то в карьерах на материке и доставка на остров (это три-четыре перевалки) — недопустимая роскошь. Поэтому приняли решение — разработать на месте огромные валуны, украшавшие еще со времен ледникового периода остров и мелководье на подходах к нему.

Но в начальный период в составе персонала строительства не имелось ни одного опытного взрывника. На счастье, в строительном батальоне появился паренек, незадолго до призыва окончивший горно-взрывной техникум, страстный энтузиаст своей опасной профессии. Это был Георгий Антонович Вдовинский. Он вручную пробурил несколько шпуров и доказал возможность решительного ускорения разработки котлованов при умелом использовании взрывчатки. Начальник строительства подхватил инициативу молодого специалиста, выделил ему десятка два толковых солдат и приказал подготовить из них группу взрывников, а также добился выделения трех компрессоров с бурильным оборудованием, завез взрывчатку и все, что необходимо для работы.

Дело пошло веселее. Правда, иногда приходилось работать по колено в ледяной воде: мощные насосы в зимних условиях не всегда успевали убирать воду из котлованов, хотя и откачивали ее почти круглые сутки. Но Вдовинский и тут не успокоился. Уж очень хотелось ему ускорить и облегчить уборку разработанного грунта. Он решительно боролся за переход к взрывам на выброс породы, требовавшим применения зарядов повышенной мощности. Но начальник строительства не разрешил применять усиленные заряды не только потому, что экономил взрывчатку, а главное — из соображений маскировки и из-за боязни разрушения стенок котлованов.

Команда Вдовинского блестяще решила и вторую задачу, полностью обеспечив строительство гранитным щебнем и очистив остров и мелководье от мешавших обзору валунов. Эта работа тоже была не из легких. Зимой в любую погоду бойцы по льду выходили к валунам, накладными зарядами дробили их на куски, грузили на машины и доставляли на камнедробилку, дав строительству свыше 25 тысяч кубометров готового щебня.

На расстоянии 700 — 800 метров от блока командного пункта строился блок второй башни — хозяйство моего соседа лейтенанта Володина. Здесь нас также встретил начальник объекта инженер-лейтенант Матковский.

— Мы не будем мешать вам, товарищ инженер-лейтенант, — крепко пожал ему руку Клещенко. — Я хочу ознакомить прибывших к нам командиров с вашим объектом.

Перед нами лежал котлован, в центре которого высилась громада железобетонного блока, по своим размерам еще более внушительного, чем строящийся блок командного пункта. Бетонные работы на объекте были .закончены, наружная опалубка снята и блок под лучами весеннего солнца сиял ослепительной белизной своих стен. Но недолго оставалось ему красоваться: с одной стороны солдаты стройбатальона уже обмазывали стены смолой и по горячей смоле раскатывали гидроизол — плотную черную бумагу в несколько слоев. А потом гидроизол они закроют защитным слоем бетона и блок засыплют землей и гравием. А дальше уже предстояла наша работа — замаскировать блок так, чтобы его нельзя было увидеть ни с моря, ни с воздуха.

По лестнице мы спустились вниз метров на шесть и оказались у входа в блок, прикрытый двухметровой толщей железобетонного козырька и броневой дверью с задрайками корабельного типа.

— Осмотр начнем с первого этажа, — бросил на ходу Клещенко, шагая по длинному просторному коридору.

По металлическому трапу спускаемся еще ниже. В первом этаже бетонного блока, опять-таки под защитой мощных перекрытий будут размещены боевые и вспомогательные механизмы и устройства, обеспечивающие нормальную работу и высокую живучесть артиллерийской башни в любых условиях боевой обстановки. Здесь, в просторном и удобном машинном зале, будет смонтирована электростанция из двух агрегатов. Каждый из них способен полностью обеспечить работу всех механизмов башни в боевых и повседневных условиях. Здесь же, в отдельных помещениях будут оборудованы: аварийная аккумуляторная станция, компрессорная, насосная станция для откачки воды мощностью 30 кубометров в час, отделение водоснабжения, вентиляционное и бойлерное отделения, станция по восстановлению отработанного масла, хранилища для запасных частей, механические мастерские и т. д.

Во втором этаже блока большая часть площади отводится для размещения личного состава в период боевых действий. Самое большое помещение предназначается для рядового и сержантского состава артиллерийских расчетов. Комната несколько меньше — для личного состава электромеханического взвода. Для командира башни, старшин и специалистов — небольшие отдельные комнаты. Тут же будут оборудованы душевые, медицинский пункт и несколько вспомогательных помещений хозяйственного назначения.

По своим размерам и оборудованию башенные блоки напоминали производственные предприятия солидных размеров с той лишь разницей, что они не создавали материальных ценностей. Конструкция самих башен также резко отличалась от тех, на которых я служил раньше.

— Вот вы, товарищ младший лейтенант, — обратился ко мне Клещенко, — долго служили и даже воевали на башнях 203-мм калибра с пушками системы «Викерс», снятыми с крейсера «Рюрик». Скажите, какова была их скорострельность и предельная дальность стрельбы?

— Они могли делать до двух выстрелов в минуту„ а предельная дальность не превышала 100 кабельтов, или почти двадцать километров, — ответил я.

— Ну вот, видите. А наша красавица при хорошо подготовленном расчете будет делать до шести выстрелов в минуту на предельной дальности до 220 кабельтов, что составит почти сорок километров, — торжествующе подчеркнул капитан. — Можно твердо считать, — убежденно добавил он, — что мы с вами будем служить на самых современных артиллерийских системах этого калибра.

Мы хотели посмотреть на второй башне монтаж башенной установки, но оказалось, что мастер завода Захаров ушел на первую башню по вызову начальника монтажных работ.

— Жаль, без него нам нечего делать на второй башне. Пошли и мы на первую башню. А вы, товарищ лейтенант, можете оставаться здесь, — разрешил командир Володину.

По пути на первую башню капитан рассказал мне о некотором отставании строительных и монтажных работ против сроков, установленных командованием.

Стремясь ликвидировать это отставание, все работали по десять часов в сутки. Однако положение продолжало оставаться напряженным. Из-за затянувшихся строительных работ и отсутствия крана-деррика монтаж начали с опозданием на целый месяц. Кран-деррик прибыл недавно и его только что установили. Но вчера случилась авария — кран упал и при падении получил повреждения, размеры которых уточняются.

И вот мы у котлована первой башни, которая на многие месяцы станет моим домом и на всю жизнь займет место в моем сердце.

Здесь, как и на второй башне, бетонные работы были закончены, но опалубку еще не сняли. На поверхности блока лежали изуродованные фермы крана. Около него трудились рабочие, солдаты и матросы. Поблизости сидело несколько человек. Некоторые из них были в офицерской форме, а другие — в рабочих комбинезонах, увлеченные оживленной и, как видно, не очень спокойной беседой.

Мы направились к ним. Речь держал небольшого роста коренастый крепыш со светлоголубыми глазами на загорелом лице, одетый в черный комбинезон.

Кто-то из участников совещания попытался подняться с места, но капитан Клещенко движением руки разрешил продолжать разговор, а сам примостился на одной из конструкций поверженного стола башни.

— Неужели ты, Февралев, — говорил голубоглазый, — не понимаешь, что ждать нам нечего, надо выходить из положения своими силами? Если бы была возможность, нам второй кран давно бы дали. Надо быстро вводить в строй этот, изуродованный, укоротив его на одно, особо поврежденное звено. А чтобы сократить сроки аварийных работ сделаем так: ты, Февралев, займись столом башни, а краном займется Захаров. Правильно я говорю, Николай Матвеевич? — обратился он к белокурому молодому командиру в форме старшего лейтенанта.

— Думаю, что правильно, — согласился старший лейтенант.

Февралев стремительно вскочил:

— Очень прошу — не впутывайте вы в наши дела Захарова. И с краном, и со столом башни мы справимся сами — бригада монтажников первой башни. В крайнем случае подкиньте нам одного сварщика, да договоритесь, чтобы механические мастерские и кузница наши заказы выполняли в аварийном порядке, а остальное сделаем сами.

Я уже понял, что Февралев имеет непосредственное отношение к монтажу первой башни, сочувствовал ему и вместе с ним хотел, чтобы ликвидацию аварии поручили нам — монтажникам и личному составу первой башни.

Нас неожиданно поддержал высокий, худощавый военный инженер 3 ранга, оказавшийся главным инженером строительства.

— А я думаю, Петр Павлович, действительно не имеет смысла отрывать Захарова от второй башни,— сказал он. — Там ведь дела тоже не блещут. Пусть Февралев со своими людьми сам попотеет хорошенько... Как вы считаете, Николай Матвеевич?

— Я думаю, что Февралев справится, — ответил старший лейтенант.

— Ну что же, попробуем, — сдался голубоглазый.— Но только имей в виду, Февралев, при малейшей задержке аварийных работ сам на тебя верхом сяду и Захарова посажу, — пригрозил он и тут же обратился к Клещенко:

— Прошу, товарищ капитан, подбросить Февралеву побольше матросов на период аварийных работ.

— Сделаем! — коротко ответил Клещенко.

На этом совещание закончилось. Клещенко представил меня присутствовавшим: голубоглазому — начальнику монтажных работ, представителю одного из крупнейших ленинградских заводов Петру Павловичу Белозерову; главному инженеру строительства Борису Яковлевичу Слезингеру; представителю Артиллерийского управления старшему лейтенанту Николаю Матвеевичу Васерину и мастерам-ленинградцам Февралеву и Захарову, возглавлявшим монтажные бригады первой и второй башен.

Чтобы ознакомить меня со всем объемом строительных работ на Осмуссааре, Клещенко предложил пройти на огневые позиции 130-мм батареи, расположенные недалеко от первой башни, ближе к маяку.

— Бетонное основание для 130-мм пушек, дворики с нишами для боеприпасов и укрытиями для орудийных расчетов были закончены несколько месяцев назад, но, к сожалению, до сих пор нет пушек, да и личный состав отсутствует — не прибыло еще ни одного человека.

Осматривая основания, на двух из них я не обнаружил верхних установочных колец и спросил капитана о причине их отсутствия. Капитан сослался на некомплектность подачи закладных частей и спросил меня в свою очередь:

— Вы что, знаете материальную часть этих новых систем?

— Пришлось участвовать в перевооружении одной батареи, — ответил я.

Как выяснилось позднее, капитан запомнил мой ответ.

Недалеко от огневых позиций бугром возвышалось обвалованное здание командного пункта батареи. Мы поднялись на дальномерную площадку. С нее хорошо просматривался остров, подходы к нему, темные полоски островов Вормси и Хийумаа, побережье и полуостров с маяком Пакри и какое-то непонятное темное пятно к западу от нашего маяка, похожее на большой камень.

— Что это темнеет на воде против маяка? — спросил я у Клещенко.

— Это останки немецкого крейсера «Магдебург», погибшего еще в 1914 году, — ответил он. — В то время «Магдебург» с группой других кораблей разбойничал в водах Балтики и с ходу напоролся на каменную банку. Немецкие корабли попытались стянуть крейсер с камней, но ничего не получилось, а когда появились корабли русского флота, немцы взорвали застрявший на камнях «Магдебург». С тех пор он и торчит здесь как свидетельство трусости кичливых немецких мореходов кайзера Вильгельма.

На обратном пути мы зашли на зенитную батарею. Она прибыла на остров вскоре после строителей — в конце ноября 1940 года, имея задачей прикрывать сооружение боевых объектов от воздушной разведки любопытных соседей. Она подчинялась командиру 5-го полка ПВО флота. Батарея развернулась на временных позициях в северной части острова, а личный состав расселился в палатках. Так зенитчики и прожили всю зиму. Клещенко не раз предлагал им пару домов в деревне, но они категорически отказывались, ссылаясь на особенность службы и жесткие нормы боеготовности.

Несмотря на тяжелые бытовые условия, народ на батарее, по словам Клещенко, был бодрым, веселым и дисциплинированным.

На подходе к батарее нас остановил часовой. По его вызову из палатки выбежал молодой офицер.

— Командир 509-й отдельной зенитной батареи старший лейтенант Сырма, — представился он и добавил:— Прошу в палатку, товарищ комендант.

— Как жизнь молодая? — спросил Клещенко.

— Нормально, — коротко ответил старший лейтенант.

На временных позициях, обвалованных гравием на высоту человеческого роста, вытянули вверх свои длинные стволы четыре 76-мм пушки. У орудий и дальномера стояли вахтенные. А в стороне, недалеко от позиций, выстроились в ряд большие зимние палатки, так же слегка обвалованные гравием. Мы зашли в одну из них. В ней размещались командиры и, как видно, канцелярия батареи. Капитану представились заместитель командира по политчасти политрук Антонов, помощник командира младший лейтенант Кушнарев и командир огневого взвода лейтенант Савенко. Присели к столу.

— Что-то вы начали забывать нас, товарищ капитан, давненько не заходили, — начал разговор политрук батареи. — Спасибо Ускову, тот чуть ли не каждый день забегает.

— Начинают «заедать» дела, почти каждый день прибывают люди, а вместе с ними и заботы, — ответил капитан и тут же спросил командира: — Ну, а у вас что нового?

— По сие время не можем добиться ни у своего командования, ни у Сошнева материалов для оборудования постоянных позиций, — ответил Сырма. — Тем более, что и вам со дня на день могут доставить материальную часть на 130-мм батарею и тогда нам поневоле надо уходить. А куда? Снова на временные позиции? Очень прошу — помогите нам уговорить Сошнева.

— С Сошневым ты, Павел Леонтьевич, знаком не хуже, чем я, и знаешь как бережно он относится к материалам. Но попытаюсь еще разок поговорить с ним, — пообещал капитан и тут же спросил: — А постоянные позиции ваше командование утвердило?

— Да, — ответил старший лейтенант. — Нам разрешено перебраться туда, развернуться на временных позициях и, не снижая боевой готовности, строить постоянные. По нашим расчетам, мы с этой задачей справимся месяца за три-четыре, но без материалов там делать нечего.

В это время на батарее прозвучал сигнал боевой тревоги и все население палатки мгновенно исчезло. Сырма успел на ходу шепнуть капитану:

— Очередная тренировка, — и тоже убежал.

Мы не стали мешать.

У столовой военторга мы расстались. Капитан Клещенко предупредил меня:

— Жилье вам приготовлено в казарме и не забудьте явиться на вечернюю справку, где я представлю вас личному составу.

Оставшись один, я пытался как-то обобщить впечатления дня. Спокойная уверенность моего командира, огромный объем строительно-монтажных работ, страстное выступление Февралева в защиту своего права «сделать все самим», встреча с зенитчиками, которые зимнюю жизнь в палатках считают «нормальной», — все это привело меня к твердому заключению, что кончилась моя безмятежная жизнь и начинается настоящая военная служба.

Столовая военторга помещалась в просторном деревянном доме, принадлежавшем, как выяснилось потом, старосте этой маленькой и бедной рыбачьей деревни. Теперь она стала местом встреч большого коллектива «вечных странников» — строителей, монтажников, семьи которых проживали в разных концах страны, а они всю жизнь кочевали со стройки на стройку, с объекта на объект. И сколько же их было в нашей стране, этих безвестных героев-тружеников, всю жизнь проживших в рабочих бараках, в общежитиях, часто на необитаемых островах или в местах, где-нибудь на краю матушки-земли, при наскоро организованном питании, без уюта, вдали от семьи. Их работа всегда считалась особо важной и особо срочной, и потому они часто не досыпали, не доедали, не всегда вовремя уходили в отпуск...

И так всю жизнь: и до войны, и во время войны, и после войны. И только в минуты грозной военной опасности многие из нас оценили великое значение труда этих незаметных, скромных и часто незаслуженно забытых людей. А сколько погибло их, рабочих и инженеров оборонной промышленности в годы войны, на установке, восстановлении, ремонте и испытаниях сложнейшей боевой техники в непосредственной близости от района боевых действий, а то и в самой гуще сражений! Да и в мирное время опасность подстерегала их на каждом шагу. Взять хотя бы случай с падением крана на первой башне. Хорошо, что грохнулся он с огромным грузом в обеденное время. А случись это во время работы?

Помню, рассказывал мне Белозеров интересный эпизод из своей трудовой практики. В одной из бухт на Дальнем Востоке строители разгрузили орудия, башенные детали и части 10-тонного крана. Вес отдельных деталей превышал пятьдесят тонн. Предстояло доставить их на остров, а корабли туда не ходили — мелко. Можно было бы использовать баржи, но их нечем разгружать — нет кранов, да и бухту уже сковало льдом. Приняли решение — тащить груз на специальных санях вручную, всем народом. Загрузили первые сани, и свыше сотни матросов, ухватившись за тросы, бегом потащили сани с телом орудия .и башенными деталями на расстояние свыше пяти километров. Остановиться нельзя, огромный груз продавит лед и орудие пойдет ко дну. Это был большой риск для орудия и людей, но риск, технически оправданный и, главное, вызванный необходимостью выполнения важного задания.

Таких случаев в практике работы монтажников бывает немало.

Вот эти люди и были основными посетителями нашей военторговской столовой. Тут же питались и мы, командиры и сверхсрочники, не успевшие обзавестись семьями, или лишенные возможности жить вместе с ними по разным причинам. Кругом слышались шутки и смех, без которых русскому человеку, а тем более «вечному страннику» и отдых не отдых, и еда не в аппетит.

Осматриваюсь, где бы пристроиться, и вдруг слышу:

— Митрофанов, идите к нам!

Это лейтенант Володин вывел меня из затруднения. За столом, кроме уже знакомых мне Володина и Васерина, сидел еще один командир, помощник Клещенко по электромеханической части, старший инженер-лейтенант Василенко. Все трое были молодыми, веселыми ребятами.

Призванный из запаса всего лишь полтора года назад после двенадцати лет пребывания на «гражданке», среди равных мне по служебному положению командиров я, как правило, оказывался самым старшим по возрасту и самым младшим по званию. Однако я не чувствовал неловкости, глядя на своих «старших» по званию сослуживцев. Да и они, как видно, приняли меня в свою семью как равного среди равных.

— Дорогая Хильда, — обратился Володин к подошедшей официантке. — По случаю посвящения в рыцари нашего круглого стола вновь прибывшего командира первой башни товарища Митрофанова сообрази нам бутылочку «Кянну кукк», что-нибудь закусить и ужин, как обычно.

— Сейчас, — ответила Хильда и исчезла.

Через несколько минут стол был накрыт.

В разговоре выяснилось, что все мы — ленинградцы, а потому выпили не только за первое знакомство, но и за наш родной Ленинград.

— Обосновались где-нибудь, или еще не успели?— спросил меня Василенко.

— Пока не успел. Думаю заняться этим делом после ужина, — ответил я.

— С жильем у нас довольно сложно, народу много, а домов для начальствующего состава пока мало,— продолжал Василенко. — Шумно в них и тесно. Поэтому мы, с благословения начальства, предпочли поселиться в деревне.

— От начальства .подальше и к столовой поближе,— пошутил Васерин.

— Младшему лейтенанту над этим вопросом, кажется, думать не придется, — заметил Володин. — Матросы с разрешения Клещенко оборудовали ему жилье в одной из комнат своей казармы. Пусть, говорят, батя поживет с нами, пока не осмотрится и не подберет себе жилье сам.

— Почему «батя»? — обратился ко мне Васерин.

— Представления не имею, — в замешательстве ответил я.

Слова Володина наполнили мое сердце радостным волнением, пробудили приятные воспоминания о прошлом и еще неясные надежды на будущее.

«Батей» меня называли за глаза некоторые матросы на кронштадтском форту, в период советско-финской войны и позднее, в отличие от моего однофамильца- командира второй башни на той же батарее, которого так же за глаза и так же для краткости называли «сынком».

Но все это было в прошлом. Откуда же прозвище вместе со мной оказалось на Осмуссааре? Кто принес его? Значит здесь кто-то из моих бывших подчиненных.

Вспоминаю. В июле 1940 года я получил приказание подобрать для службы в береговой артиллерии, которую будут ставить на побережье и островах Прибалтийских советских республик, семь лучших младших командиров и классных специалистов, безусловно дисциплинированных и хорошо проявивших себя в боях с белофиннами. Как много было споров по этому поводу! Штаб требовал именно лучших — тех, кто обеспечивал высокую боеготовность и отличную работу подразделений во время стрельбы, цементировал личный состав подразделений в условиях повседневной жизни и служил примером для молодых матросов. Как же можно было их отдать? Но пришлось. Ушли действительно лучшие, тщательно отобранные из всего личного состава, вырванные, можно сказать, из сердца: строевой старшина Кузнецов, командиры орудий Бабарыкин и Морякин, комендоры Куприянов, Кошелев, Шейнов и Стрекаловский. Неужели кто-то из них здесь, а может быть даже на моей башне!? Вот это было бы действительно здорово!

Все эти мысли и воспоминания вихрем пронеслись в моем мозгу, заставили поторопиться с ужином.

Мои новые товарищи, видя мою озабоченность, добродушно подшучивали:

— Что, о супруге взгрустнули? Не надо! Скоро закончим строительство, освободятся дома, привезете семью и снова будете под недреманным оком домашнего «милиционера».

Но мне не терпелось. Наскоро поел. Извинился, сославшись на необходимость устроиться с жильем, и зашагал к казарме.

От столовой до казарменного городка добрых два с половиной километра. Гравийная дорога хорошо укатана, шагать легко.

Солнце клонилось к закату. Не доходя до казармы, остановился — надо отдышаться и осмотреться. Поразила и на всю жизнь запомнилась своеобразная и неповторимая красота вечерней Балтики. Изумрудные волны, покрытые белыми, а при вечернем освещении чуть розоватыми гребешками пены, бесконечной чередой бежали к острову и с шумом разбивались о его каменистые берега. В небе кружили чайки, высматривая добычу. Вот что-то блеснуло в накатившейся волне — молниеносное пике, и хищница торжествующе взмывает вверх с трепещущей в клюве зазевавшейся рыбешкой. Однако надо спешить...

Открываю дверь в казарму. Раздается оглушительная команда:

— Смирно! — и мне докладывает дежурный по батарее младший сержант Бабарыкин, «нержавеющий», как говорили о нем матросы, задорный и боевой ленинградский парень! Так вот кто принес на Осмуссаар неуставное обращение. Крепко жму ему руку и думаю про себя: «Спасибо, родной, за то, что ты здесь! Я рад, знаю, что ты будешь мне опытным и неутомимым помощником».

— Товарищ младший лейтенант, — говорит вытянувшийся в струнку Бабарыкин, — разрешите показать вашу комнату.

Он ведет меня по казарме, открывает двери и... я не верю своим глазам: в четком строю стоит целое отделение «моих лучших». Тут и Кузнецов, и Морякин, и Куприянов и все те, кого я с сердечной болью списал со своей башни в прошлом году.

От избытка чувств мы нарушили всякую воинскую субординацию: обнимались, целовались, говорили друг другу неуставные слова и даже, стыдно признаться, прослезились ...

Комнату мне приготовили на славу. Тут и диван, и коврик, и даже письменный стол. Я не мог не выразить всем своего удовлетворения.

Так мы и сидели тесным, семейным кружком до самой вечерней справки и вспоминали минувшие дни. Выяснилось, что по прибытии на остров Хийумаа комендант Северного укрепленного сектора полковник Константинов не разрешил дробить группы прибывших специалистов-башенников. Поэтому-то все списанные с форта в Кронштадте и оказались на острове «0», как называло нас позднее Совинформбюро, сообщая о наших подвигах.

Это был самый приятный из сюрпризов, которые когда-либо дарила мне судьба. Я не находил слов, чтобы выразить свою радость. С этого момента я почувствовал себя намного увереннее и сильнее, чем раньше. Рядом со мной оказались проверенные в боях, смелые и отважные люди, отлично подготовленные по специальности, обладающие опытом воспитания подчиненных в условиях хорошо организованной воинской части. С такими помощниками легче работать!

В заключение нашей первой встречи я категорически запретил моим друзьям называть меня «батей», особенно в разговорах с молодыми матросами нашей башни.

Нашу встречу прервала дудка дежурного:

— Построиться на вечернюю справку!

Мало, очень мало людей на батарее. На моей башне в строю оказалось человек сорок пять и лишь три младших командира. Правда, электромеханики обеих башен построены отдельно, и во главе их стоит старший инженер-лейтенант Василенко. Ну что же, на период строительства это, пожалуй, и правильно, но с переходом к повседневной службе все люди на башне в строевом отношении должны подчиняться одному человеку — командиру башни.

Капитан Клещенко представил меня личному составу батареи, подчеркнув, что я, как и лейтенант Володин, участвовал в боях с белофиннами.

Так закончился первый день моей службы на острове Осмуссаар.

2. ОСМУССААР СТРОИТСЯ

На новом месте спалось плохо. Вначале волновала радость встречи с друзьями, а потом полезли в голову беспокойные мысли: об аварии крана и срыве графика монтажных работ и в этой связи невольно вспомнился рассказ замполита о посещении Осмуссаара адмиралом Левченко и его категорическое требование: «Со строительством надо торопиться, чтобы не опоздать». А вдруг не успеем? Потом появилась тревога о дисциплине в подразделении. Организационный период затянулся, народ собрался с «бору да с сосенки», не укомплектован штат младших командиров, люди почти все время работают поодиночке бок о бок с рабочими-монтажниками и легко могут «огражданиться». И, кажется, только заснул, как заиграла дудка дежурного и раздалась команда:

— Подъем!

Матросы быстро вскакивали, в одних тельняшках пулей вылетали на улицу и в строго определенном порядке становились на зарядку. Упражнения выполняли четко, весело и, я бы сказал, даже с некоторым флотским шиком. Нет, не похоже, чтобы народ на батарее утратил чувство воинской дисциплины. Как видно, Клещенко и Усков немало потрудились, чтобы и в этих необыкновенно сложных условиях сохранить четкий воинский порядок. «Умеют работать», — с некоторой завистью подумал я о своих начальниках.

После физзарядки попросил у Бабарыкина расписание занятий на день. Он доложил, что всех свободных от наряда приказано направить на блоки в распоряжение бригадиров-монтажников. В восемь ноль-ноль люди будут на месте.

Прихожу на блок за четверть часа до начала работ и с удивлением вижу мирно беседующих Февралева и Захарова.

— Думаем, как лучше и быстрее расхлебать эту кашу, — объяснил мне Февралев.

Я в первый момент никак не мог уяснить, почему Февралев, так яростно возражавший вчера против помощи Захарова, а Захаров, руками и ногами отмахивавшийся от «вмешательства» в дела Февралева, сегодня собрались вместе «расхлебывать эту кашу».

— Рад, что вы помирились, — заметил я.

— Это вы что, о вчерашнем споре нашем? — ответил мне вопросом Захаров. — Так ведь мы и не думали ссориться. Мы друг другу помогать всегда согласны, а вот работать за него я не пожелал, да и он не захотел, чтобы я за него трудился. Не помогать друг другу нам никак нельзя.

После этих слов передо мной открылась вся красота рабочей солидарности: не подводить товарища, при нужде помочь, но без шума и треска, ни на минуту не забывая о его рабочей гордости.

— Как лучше вы предполагаете использовать наших людей? — спросил я Февралева после ухода Захарова.

— Я прошу всех их на период аварийных работ передать нам, башенникам, — ответил Февралев. — Монтажникам-пушкарям их пока давать не будем, у них не горит. Вчера вечером рабочие нашей бригады решили: до полной ликвидации аварии работать по двенадцать часов в сутки. Хорошо, если бы и ваши ребята поддержали нас.

Я пообещал договориться с Клещенко и Усковым об удлинении рабочего дня матросов и об освобождении их от нарядов на весь период аварийных работ.

Тут подошли рабочие, матросы, солдаты и начался штурм утраченных в результате аварии позиций.

Клещенко поддержал решение Февралева об удлинении рабочего дня и освободил личный состав первой башни от нарядов. А Усков помог мне организовать проведение в жизнь решения командира.

— Не надо удлинять рабочий день матросов в приказном порядке, — говорил он. — Ведь речь идет не о всей батарее, а только об одной башне. Пусть они сами примут решение по собственной инициативе, без нашей подсказки. А мы разрешим удлинить его.

Так оно и получилось. Я намекнул Куприянову, что рабочим без нас будет трудно, а остальное доделали «мои лучшие». Бабарыкин, являвшийся секретарем комсомольской организации батареи, в обеденное время провел короткое комсомольское собрание, а вечером личный состав башни принял решение присоединиться к рабочим и просить у командования разрешения работать не десять, а двенадцать часов. Командование батареи разрешило.

Февралев носился как метеор, шумел, доказывал, ругался, пробивая свои заказы в мастерских или вырывая у Белозерова лишнего специалиста.

И 5 мая объединенными усилиями всего коллектива рабочих, матросов и солдат исправленный стол башни был опущен в башенное гнездо восстановленным краном и поставлен на штырь. Двухнедельный штурм по ликвидации последствий аварии хотя и утомил людей, но помог сплочению дружного и, главное, единого коллектива из рабочих и артиллерийского расчета башни, который и приступил к монтажным работам на широком фронте.

Напряженно работали и строители. На блоке первой башни сняли опалубку и стали наносить гидроизоляционный слой. У Володина готовили опалубку для нанесения защитного слоя. Полным ходом шли работы на командном пункте. Начали строительство еще одного подземного сооружения — котельной для отопления всех блоков.

Работа продолжалась по 10 часов в день, без выходных.

Очень утомляли переходы от казармы к блокам и обратно. Два с половиной километра в один конец это ежедневно десять километров пешком плюс десять часов работы. Вместе с Володиным попросили разрешения у Клещенко досрочно оборудовать в лесочке, по соседству с блоками, лагерь из палаток и вывести сюда личный состав.

Получили разрешение и палатки. Из досок настлали полы, сделали каркасы, изнутри оклеили их бумагой на случай холодного ветра. Работу эту выполняли сверх плана, но люди не роптали, работали охотно, так как им надоели длинные переходы.

В это время Клещенко разработал новую систему использования людей на монтажных работах. Он приказал нам составить боевые расчеты башен, которые и будут вести монтаж механизмов.

— Имейте в виду, — говорил нам Клещенко, никогда больше не будет возможности так детально изучить материальную часть, как при ее монтаже. Так не упускайте же этой возможности.

Именно с момента введения этой системы в середине мая и начался период не только работы, но и обучения личного состава.

Командиру зенитной батареи Сырме удалось, наконец, «выжать» из начальника строительства круглый лес и пиломатериалы, правда, в очень ограниченном количестве.

Во второй половине мая батарея свернулась, совершила ночной марш-маневр на новую позицию и к рассвету уже стояла на временных позициях, в юго-восточной части острова, в полной боевой готовности. А со следующего дня весь личный состав батареи, исключая вахтенных у орудий, на дальномере и приборах, с раннего утра и до позднего вечера упорно строил постоянные сооружения для укрытия боевой техники, боеприпасов и людей. Одни, вооружившись ломами, разбивали каменное основание острова, готовя котлованы; другие на тачках вывозили щебень, землю и расчищали площадки от гальки; третьи с топорами в руках готовили срубы.

Из-за недостатка материала пришлось вместо блиндажей в несколько накатов делать землянки в один накат. Одну все же решили сделать в три наката: в случае необходимости здесь можно укрыть раненых или спрятаться при ночной бомбежке. У зенитчиков прожектора нет, поэтому на бой в ночных условиях они пока не рассчитывали,

Вместе с сержантами и матросами упорно трудились и командиры — Павел Леонтьевич Сырма, его заместитель по политчасти Павел Игнатьевич Антонов и другие. Поэтому дела у зенитчиков шли быстро.

Но вот раздался сигнал тревоги. Мгновение... и место работы опустело. Остались только ломики, топоры, да опрокинутая тачка. Началась боевая подготовка, а может и бой. Все зависело от того, кого обнаружили вахтенные — друга или врага. Ни одного самолета из своих, совершавших рейсовые полеты, или отрабатывавших задачи по боевой подготовке, не пропускал Сырма, чтобы не использовать для тренировки прибористов, дальномерщиков и орудийных расчетов.

— Зенитчики учатся годами, а стреляют секундами, — любил повторять Павел Леонтьевич. — Зенитчик всегда должен работать на пределе своих сил... Краткость пребывания цели в зоне огня батареи вынуждает добиваться максимальной скорострельности. Чуть прозевали — и цели нет.

Отбой! И снова все, кроме вахтенных, возвратились к брошенному инструменту и продолжали строительство.

Немудрено, что у таких людей и жизнь в палатке в зимнюю стужу, под пронизывающим балтийским ветром, иногда обрывающим оттяжки, а вместе с ними и полотно их временного жилища, — дело «нормальное»

Но весь этот уже устоявшийся, размеренный режим труда и учета был внезапно нарушен. В роковое июньское воскресенье 1941 года, когда на западной границе страны уже начался пожар войны, на Осмуссааре трудились как обычно. И вдруг утром, примерно в 9 часов, наше внимание привлекли частые залпы зенитной батареи.

— У Сырмы учебная стрельба, — заключили артиллеристы, и многие из них, в том числе и автор этих воспоминаний, выскочили полюбоваться на работу зенитчиков.

Но что это? Сырма стреляет не по учебной цели, а по самолетам, совершавшим противозенитный маневр. Невольно в сердце закралась тревога — нарушители!

Вскоре последовал приказ Клещенко: командирам подразделений вывести на митинг весь личный состав, кроме вахтенных на боевых постах и в караулах. А дальше совсем необычное: руководителю монтажных работ пригласить на митинг всех рабочих ленинградских заводов, работавших на монтаже башенной батареи. Впервые в истории Осмуссаара собрался вместе весь гарнизон: личный состав 46-го инженерно-строительного батальона под командованием капитана Токарева, рота специалистов 35-го инженерно-строительного батальона, личный состав строившейся 314-й башенной батареи под командованием капитана Клещенко; инженерно-технический персонал и подразделения обслуживания военного строительства; монтажники ленинградских предприятий. Не было на митинге только личного состава 509-й зенитной батареи, единственного на острове подразделения, способного вести бой с врагом. Она первой из нас приняла боевую готовность № 1.

Митинг открыл старший политрук Усков.

— Товарищи! — начал он. — Сегодня утром немецкие фашисты без объявления войны нарушили государственную границу и вторглись на территорию нашей Родины. Советские войска ведут тяжелые оборонительные бои и, надо полагать, выбросят зарвавшихся захватчиков с нашей земли, отобьют у них охоту совать свой нос в чужой огород. Мы не сомневаемся в победе. Сегодня наши зенитчики уже приняли боевое крещение и успешно провели первую боевую стрельбу по вражеским стервятникам. Но помните, враг коварен. Он будет искать слабые места и может использовать незавершенность монтажа артиллерийских систем нашего острова для его захвата, чтобы обеспечить себе свободу плавания в Финском заливе. Мы должны приложить все усилия и в максимально короткие сроки закончить строительство и монтаж батарей и организовать оборону острова.

Выступавшие на митинге солдаты и матросы, командиры и инженеры заверяли командование, что не пожалеют ни сил, ни времени, ни жизни в борьбе за победу нашей Родины.

П. Белозеров от имени всех рабочих ленинградских предприятий дал слово досрочно закончить монтаж башенной батареи. Он обещал по-фронтовому перестроить организацию работ и решительно сократить сроки монтажа артиллерийских систем.

После окончания митинга Клещенко, уже властью начальника гарнизона военного времени, приказал начальнику строительства, руководителю монтажных работ и всем командирам подразделений еще раз продумать вопрос о решительном сокращении сроков строительно-монтажных работ, об укреплении обороны Осмуссаара и свои соображения доложить в 19 часов.

Все занялись выполнением задания.

Мы, башенники, специалисты-монтажники ленинградских заводов, командиры башен и офицер Артиллерийского управления флота Николай Матвеевич Васерин, собрались в красном домике, бывшей резиденции местного священнослужителя, где теперь развернулся штаб гарнизона. Под руководством шефа монтажников Петра Павловича Белозерова, «напрягши ум, наморщивши чело», стали искать неиспользованные резервы. К нам иногда заходили Клещенко и Усков.

На вечернем совещании в 19 часов первым взял слово старший политрук Усков.

— Раньше, чем приступить к практической работе, я должен предупредить командиров и руководителей работ о не совсем здоровых настроениях у некоторой части наших бойцов и командиров, — сказал он. Зачем этот шум с переходом на фронтовой график, спрашивают эти люди, если наши войска все равно погасят очаг войны в районе его возникновения и разгромят врага на границе? Нельзя так упрощать обстановку и, обольщая себя надеждами на успехи других, сидеть сложа руки и ждать победы. Это неверно уже потому, что и мы с вами тоже стоим на передовом рубеже морской границы... Победа над таким сильным и опытным противником потребует напряжения сил всех родов войск и всего нашего народа. Вот это и надо разъяснить личному составу.

Из командиров подразделений первым выступил Сырма. Он был предельно краток.

— Батарея стоит на временных основаниях в районе своей боевой позиции с середины мая, — доложил он. — На основной позиции нами подготовлены котлованы для орудийных двориков, укрытий для личного состава, боевой техники и боеприпасов. Начатое в мае строительство батарея прекратила, израсходовав выделенные нам лесоматериалы и цемент. Подручных материалов на острове нет.

Дальше командир зенитной батареи доложил подробный расчет материалов, необходимых для сооружения постоянной боевой позиции, и заверил командование гарнизона, что в случае немедленного их выделения он гарантирует окончание работ силами личного состава батареи к 15 июля.

Начальник строительства выразил готовность отпустить материалы зенитной батарее только с разрешения начальника строительного управления флота.

Клещенко, властью начальника гарнизона военного времени, приказал начальнику строительства немедленно отпустить зенитной батарее необходимые материалы из запасов, поступивших по плану работ второй очереди.

— Павел Леонтьевич, — обратился он неофициально к Сырме. — Учитывая сложившуюся на острове обстановку, прошу вас серьезно заняться подготовкой батареи к стрельбе по морским целям. Если нужно, готов вам помочь.

— Есть подготовить батарею к стрельбе по морским целям! — отрапортовал Сырма и попросил разрешения идти на батарею.

Клещенко отпустил его.

Следующим докладывал главный инженер строительства военинженер 3 ранга Б. Слезингер, толковый и грамотный специалист, пользовавшийся на острове всеобщим уважением.

— Начало войны внесло некоторые изменения в наши производственные планы, — начал он. — По указанию начальника строительного управления флота, нам приказано сосредоточить все внимание на быстрейшем вводе в строй 180-мм батареи, а все прочие работы временно законсервировать. Мы считаем возможным, сохраняя прежнее напряжение сил, то есть при десятичасовом рабочем дне, закончить все работы на объектах батареи к 1 сентября.

— Неплохо, — одобрил Клещенко. — Но вам придется внести некоторые коррективы в план, не меняя конечных сроков окончания работы. Комендант Береговой обороны Балтийского района генерал Елисеев приказал временно возложить на вас инженерное обеспечение и противодесантную оборону побережья острова. Необходимо на десантоопасных направлениях подготовить окопы, позиции для пулеметов, командные пункты и научить личный состав батальона грамотно пользоваться огнем, штыком и гранатой в бою с возможным десантом противника.

— Ну, что же, — поднялся с места начальник строительства военный инженер 2 ранга Петр Иванович Сошнев, — нам к трудностям не привыкать. Если мы сумели в мирное время меньше чем за год разработать тридцать тысяч кубометров скального грунта, заготовить двадцать пять тысяч кубов гранитного щебня, уложить двадцать тысяч кубов бетона и построить военный городок, то сейчас, в военное время, дополнительно разработать лишних пять тысяч кубов гравия мы, думаю, сможем, не меняя сроков сдачи основного объекта. Что касается обучения людей, то в военное время это надо делать, не ожидая особых указаний. Беда в том, что в батальоне нет ни винтовок, ни пулеметов, ни гранат. Когда они будут — неизвестно. Как без них учить людей?

— На днях обещают прислать, — дал справку старший политрук Усков.

— Посмотрим! — сердито буркнул начальник строительства, садясь на свое место.

Затем поднялся руководитель ленинградских монтажников Петр Павлович Белозеров.

— Мы очень хотели бы, — начал он, — как и Борис Яковлевич Слезингер, закончить монтаж батареи в течение ближайших двух месяцев. Но, к сожалению, для нас это возможно лишь при определенных условиях. По последнему заводскому графику окончание монтажных работ на 180-мм батарее планируется к концу четвертого квартала 1941 года. Вы сами понимаете, что в сложившихся условиях этот срок нас не может устроить. Фашисты едва ли позволят нам ковыряться здесь, под прикрытием одной зенитной батареи, еще шесть с половиной месяцев. Поэтому я присоединяюсь к предложению строителей и считаю 1 сентября крайним сроком ввода в строй батареи. Для нас это значит — сократить предусмотренные графиком сроки в три раза, не допуская никаких упрощений или вольностей в качестве монтажа. Мы предполагаем перейти на фронтовой график работы, но при условии, что нам поможет командование. Мы живем в военном городке и ежедневно тратим на переходы полтора часа. Оборудуйте нам палатки в районе блоков и мы сэкономим это время. Мы питаемся в столовой военторга, а переходы, ожидания и прием пищи у нас занимают два с половиной часа в день. Подайте нам пищу к месту работы и мы сэкономим еще полтора часа. Если вы подарите нам эти три часа, то мы согласны добавить к ним от себя еще столько же и трудиться в день по 14 часов. Это мы и называем переходом на фронтовой график, который позволит сократить период монтажа примерно в два раза. Но это еще не обеспечивает окончания монтажа к сроку. Мы предлагаем использовать на монтаже, под руководством наших мастеров, личный состав башенных расчетов, в прошлом рабочих промышленных предприятий, знающих материальную часть старых башенных установок. Если в дополнение к шестидесяти монтажникам вы разрешите нам подобрать еще тридцать человек из башенников и освободите их от нарядов и занятий, я твердо обещаю, что монтаж обеих башен и командного пункта мы закончим и введем в строй батарею не позднее 1 сентября.

— Как, Василий Павлович, рискнем? — обратился Клещенко к старшему политруку Ускову.

— Придется! — улыбнулся тот.

— Мы гарантируем выполнение ваших требований, Петр Павлович, — подвел итог Клещенко, — но и вы помните, что башенная батарея должна быть в строю не позднее 1 сентября.

— Будет! — твердо заверил Белозеров командира.

— Материальную часть 130-мм батареи, основания которой построены еще в прошлом году, и стрелковое вооружение обещают дать на этих днях, — информировал собравшихся комендант острова, закрывая совещание.

На этом закончился первый день войны на Осмуссааре и начался новый этап боевого содружества, основанный на самоотверженном коллективном труде во имя защиты Родины. На этом этапе была построена не только материальная основа для отпора врагу, но произошло и духовное сплочение людей в единый, монолитный, как бетон башенных блоков, коллектив, готовый к непосредственным боям с врагом.

В течение ближайших двух дней были удовлетворены требования Белозерова: выделены люди, установлены палатки, организовано питание на месте работы.

Сдержали свое слово и ленинградцы — они трудились в башнях с 7 утра до 10 вечера. По 14 часов в день им помогали и артиллеристы.

В понедельник 23 июня в район острова пришли минные заградители «Марти» и «Урал» под командованием капитанов 2 ранга Мещерского и Карпова и под прикрытием отряда легких сил начали постановку минных заграждений на участке Ханко — Осмуссаар. Так началось практическое осуществление в то время еще неизвестного нам плана создания в устье Финского залива ханко-осмуссаареской минно-артиллерийской позиции.

Артиллерийское управление флота тоже проявило оперативность, и 27 июня, на пятый день войны, у южного пирса ошвартовалась баржа с материальной частью и боеприпасами для батареи 130-мм калибра,', шестиметровым стереодальномером и стрелковым оружием для всего личного состава.

К исходу дня 28 июня мы закончили разгрузку и перевозку материальной части и вооружения в район огневых позиций батареи, а вечером собрались у капитана Клещенко для решения вопроса о сроках установки полученных артиллерийских систем.

Прибывший с материальной частью представитель, завода, специалист по установке орудий этого калибра, днем внимательно осмотрел подготовленные основания и остался недоволен качеством работ. Кроме того, его смутило отсутствие подготовленного штатного расчета батареи, а башенники, как он предполагал, знают орудия среднего калибра только понаслышке. Поэтому представитель завода считал возможным закончить установку систем не раньше двух с половиной — трех недель. Такие сроки не устраивали защитников острова.

Клещенко, обычно спокойный и деликатный человек, услышав соображения прибывшего специалиста, неожиданно для окружающих вспылил:

— Да вы что, старина, шутки шутите? Война идет, каждый час может появиться враг, а вы собираетесь три недели возиться с установкой пушек на уже готовые основания. Вот вам срок — неделя. Не сможете вы, сами поставим.

— За неделю пушки невозможно поставить даже с подготовленным расчетом и на отлично выполненные основания, — твердо отрубил старый мастер и вышел из кабинета.

Посоветовавшись с Усковым, Клещенко решил: установку 130-мм орудий организовать силами личного состава башенной батареи, руководство работами возложить на меня, а прибывшего специалиста использовать как технического консультанта; батарею подготовить к отстрелу и организовать как боевое подразделение в недельный срок.

Я тоже попытался доказать невозможность выполнения задания в столь короткий срок, но капитан не пожелал слушать никаких возражений.

— Если тщательно подберете людей, сумеете зажечь их, хорошо организуете работу, уверен, даже раньше срока поставите пушки! — горячо убеждал меня Клещенко. — Берегите каждую минуту. Сейчас же с лейтенантом Володиным приступайте к делу. В первую очередь берите тех людей, кто пришел к нам с пушек этого калибра, во вторую — специалистов, бывших слесарей, плотников, монтажников. Специалистами, техникой поможет и начальник строительства. Подумайте, что надо у него просить и доложите мне. Строительные дефекты устраняйте на ходу, не снижая темпов монтажа. Помните, что батарея должна быть готова к стрельбе сразу же, как только будут поставлены пушки. В наших людях я уверен. Сумейте договориться с мастером, чтобы и он вложил душу в это дело. Без его опыта вам будет трудновато. Работу организуйте круглосуточно, вот у вас и будет резерв времени. Понятно?

— Понятно, товарищ капитан! — ответил я. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте! — разрешил капитан и тут же добавил, но уже совсем другим тоном: — Смелее действуй, Федор Степанович, не трусь. Старик не знает наших людей, с ними можно гору свернуть, а не только пушки за неделю поставить. Да и мы с Василием Павловичем обещаем тебе помочь.

За ночь мы с Володиным и старшинами башен сформировали три бригады монтажников в одну бригаду обслуживания. В бригады монтажников включили матросов, знающих 130-мм системы, слесарей и наиболее толковых башенников. Каждую бригаду возглавил командир орудия. В бригаду обслуживания вошли плотники, такелажники, трактористы, Возглавил ее старшина первой башни Кузнецов.

Утром следующего дня, придя на огневые позиции минут за пятнадцать до начала работы, я увидел сидевших рядом Ускова и прибывшего накануне сердитого артиллерийского мастера.

— Знакомьтесь, — обратился ко мне Усков, — Иван Андреевич Ратченко, ваш технический руководитель и консультант. Земляк и тезка нашего капитана.

По пути на батарею я раздумывал, как мне договориться с мастером, который вчера сильно обиделся на Клещенко, а потому я был особенно благодарен Ускову за неожиданную помощь.

— Очень рад, — обратился я к старику, — а я только собирался к вам с просьбой помочь нам.

— Долго собирался, — добродушно отшутился Ратченко. — Ваш главноуговаривающий еще вчера вечером положил меня на обе лопатки. Ну, а где же народ? — неожиданно и сердито обратился ко мне Иван Андреевич. — Если вы будете так каждый день прохлаждаться, то фашисты вас живьем слопают.

— Так его, так! — хохотал Усков, довольный боевым настроением старого мастера.

С приходом людей и техники работа закипела.

Наш главный технический руководитель и консультант вскоре включился в работу на самом высоком накале. Правда, был случай, когда он схватился за голову, сильно выругался и заявил:

— А ну вас к богу в рай, делайте как знаете и отвечайте сами!

Его возмутило, когда я, пользуясь правами руководителя работ, вопреки его опасениям, согласился с предложением старшины не устанавливать лебедок, а тела орудий затаскивать в обоймы трактором. Для крепления лебедок надо было бурить шурфы, мелкими взрывами разрабатывать скалу на глубину до двух метров, убирать камень, завезти трехметровые бревна, залить их бетоном. Работа тяжелая, трудоемкая и долгая, а времени у нас нет.

Присматриваясь к работе тракториста, опытные матросы определили, что это — специалист высокого класса. Трактор в его руках, по образному выражению старшины, «мог любые фигуры вытанцовывать». Поэтому-то старшина батареи и предложил использовать трактор вместо лебедок.

Из своих наблюдений и из беседы с трактористом я тоже установил, что парень действительно артист своего дела, машиной владеет отлично, а, главное, уверен в себе и в тракторе. Доложил Клещенко о затруднении с лебедками и о возможности использовать трактор. Капитан, подумав, ответил:

— Решайте сами, но помните, что к установленному мною сроку пушки должны быть исправными и пригодными к стрельбе.

Ратченко опасался, что в случае малейшего бокового отклонения трактора тело орудия задерет бронзовую рубашку обоймы и пушка надолго выйдет из строя.

Одно из двух: применяя лебедки, мы, безусловно, сорвем сроки, определенные комендантом острова для установки пушек; применяя трактор, мы рискуем вывести из строя материальную часть. Третьего выхода из положения не было, и я решил пойти на риск, предварительно приняв меры предосторожности. Вот это-то мое решение и вызвало бурную реакцию со стороны Ивана Андреевича.

Все обошлось благополучно — тело орудия встало на свое место. Ликующие матросы бросились качать главного виновника успеха — тракториста, а Иван Андреевич удовлетворенно хмыкнул и, глядя на тракториста, похвалил:

— Вот это мастер!

После этого случая согласие в руководстве больше не нарушалось. Но в первый же день работы был нарушен принцип трехсменности. Закончив работу, первая смена, уже получившая некоторый опыт, отказалась уйти на отдых. Отказались покинуть «поле боя» и плотники с такелажниками. Работали круглосуточно, используя белые ночи. Матросы и младшие командиры трудились по 16 — 18 часов и отдыхали по очереди, тут же, в кустах можжевельника. Пищу нам доставляли прямо на место работы четыре раза в сутки. Руководитель работ и его ближайшие помощники, включая и мастера Ратченко, также не уходили с огневой позиции весь период строительно-монтажных работ.

Клещенко и Усков навещали нас днем и ночью, умело поддерживали энтузиазм участников монтажа: похвалят особо старательного матроса, по-товарищески упрекнут нерадивого, или просто присядут к людям, поинтересуются — у всех ли есть курево, раскурят с ними пачку папирос, расскажут что-нибудь, глядишь, и повеселеет народ.

Присущая нашим людям сообразительность, высокое мастерство и горячее стремление поскорее закончить монтаж, дали нам возможность сократить установленный комендантом острова срок — батарею установили, подготовили к отстрелу за 104 часа! Вот что значит трудовой энтузиазм защитников острова, их непоколебимая преданность своему воинскому долгу!

Первая на Осмуссааре дальнобойная 130-мм батарея береговой артиллерии заступила на боевую вахту 3 июля 1941 года. Впредь до прибытия людей и сформирования ее расчета на боевых постах временно остались закончившие установку пушек матросы и сержанты первой башни еще строящейся 314-й батареи.

4 июля мне также приказали вступить в командование батареей впредь до прибытия ее командира. Приказание это я получил с опозданием на одни сутки по моей вине. А случилось это вот почему.

Работы подходили к концу. Расчеты орудий под руководством Ивана Андреевича и старшины группы комендоров заканчивали подготовку пушек к стрельбе. Проверив все боевые посты, я провел короткое батарейное учение. Еще раз убедившись, что все в порядке, доложил Клещенко об окончании монтажных работ и готовности батареи к отстрелу. Клещенко поздравил меня с досрочным выполнением задания и сказал, что они с Усковым прибудут на батарею минут через 30- 40.

Выйдя с КП, я зашел за куст можжевельника, присел отдохнуть и мгновенно заснул. Проснулся я на следующий день на диване в кабинете капитана Клещенко. Как выяснилось потом, приехав на батарею, Клещенко не разрешил меня будить. Совместно с членами комиссии Сошневым и Васериным он произвел приемку и отстрел материальной части. Узнав, что грохот одиночных выстрелов и даже батарейных залпов не нарушил моего сна, капитан приказал осторожно погрузить меня в машину, привезти к себе в кабинет и уложить на диван. Поэтому первую боевую вахту на новой батарее мои люди стояли под командованием Клещенко.

Проснувшись, я узнал, что комиссия, производившая приемку и отстрел батареи, допустила ее к боевой службе с оценкой «хорошо». За это, по справедливости, надо было благодарить Радченко, нашего консультанта и технического руководителя. Ни одна деталь не устанавливалась, ни один болт не завертывался без его контроля. За долгие годы работы с боевой техникой у него сложилась привычка — доверять только себе. Думаю, что он вел себя так же и с более квалифицированными монтажниками, чем мы.

Старика, поразившего нас необыкновенной выносливостью, мы провожали в Ленинград на следующий день после окончания монтажа. Прощаясь со мной, он сказал:

— Хорошие вы ребята, но только больше с пушками такие шутки не шуткуйте. Раз прошло, может второй раз пройти, а на третий едва ли...

— Спасибо тебе, Иван Андреевич, за совет и за помощь, — ответил я. — Без тебя мы едва ли смогли бы так быстро и хорошо установить и отрегулировать пушки. Кланяйся Ленинграду и ленинградцам!

С вводом в строй, в дополнение к имевшейся зенитной батарее, первой береговой батареи 130-мм калибра, способной поражать цели на расстоянии около 25 километров, с получением винтовок, пулеметов и гранат в количестве, достаточном для всего двухтысячного гарнизона, остров превращался уже в реальную боевую силу, способную оказать решительное сопротивление врагу, если он вздумает высаживать десант или тралить минные заграждения.

Через неделю, 10 июля, произошло еще одно событие, обрадовавшее гарнизон острова, — личный состав зенитной батареи закончил оборудование постоянной огневой позиции в юго-восточной части острова. Были построены: дерево-земляные обвалованные орудийные дворики; заглубленные и обвалованные землянки для размещения личного состава, столовой и кухни; укрытия для боеприпасов и тягачей.

Об этом Сырма доложил коменданту острова.

— А к стрельбе по морским целям готовы? — спросил Клещенко.

— Так точно, готовы! — твердо заверил старший лейтенант.

— Добре, — похвалил комендант. — Сегодня приду побачу, що вы наробылы.

Работы были выполнены отлично. Комендант остался доволен. Понравилась ему и организация боевой службы. Несмотря на почти круглосуточную вахту и тяжелый труд на строительстве, люди выглядели бодро и отлично провели учебную стрельбу. Комендант, наблюдая за действиями зенитчиков, повторял:

— Добре, хлопцы, добре!

Переход на украинский язык был у него всегда признаком удовлетворения.

В ночь с 10 на 11 июля расчеты зенитных орудий впервые за последние три недели легли спать в постели.

Не менее напряженно работали люди и на главном объекте — башенной батарее. Командиры и рядовые, военные и гражданские — все были охвачены единым порывом: сделать все скорее и лучше. День и ночь стучал движок передвижной электростанции, работавшей для освещения блоков, откачки воды, питания сварочных аппаратов, электродрелей и других механизмов, необходимых монтажникам и строителям. Круглые сутки ни на минуту не прекращалась работа на блоках. Когда отдыхали монтажники, усиливали трудовую активность строители, когда работали монтажники, свертывали фронт работ внутри блоков строители.

А военная обстановка ставила перед людьми новые, не предусмотренные никакими графиками и на первый взгляд совершенно неразрешимые проблемы. В целях маскировки командование приказало снять кран-деррик, который можно было отчетливо видеть с моря с далекого расстояния. Что же делать? Как подать на место многотонные детали? И на блоках появились хитроумнейшие комбинации из лебедок, домкратов и различных самоделок из дерева и железа. И дело шло, монтаж башен не прерывался, благодаря неисчерпаемой изобретательности, помноженной на высокую сознательность и непреодолимое упорство людей. Некоторые рабочие пытались добавить часок-другой и к так до предела напряженному фронтовому графику.

Но мастера неумолимы. Они берегли силы энтузиастов.

— Сейчас же кончай работу, ужинать и спать! Нелегко приходилось и выделенным в помощь монтажникам матросам башенных расчетов. Они старались не отставать от своих наставников, но это не всегда удавалось. Особенно трудно пришлось матросам первой башни, ведь из них составлен расчет 130-мм батареи. Каждый день не позднее 8 часов вечера они заступали на боевую вахту, а утром на работу. Случалось и днем по сигналу боевой тревоги срываться с места и вихрем мчаться на боевой пост ...

Но башенникам не так долго пришлось трудиться на ,два фронта. 25 июля на остров прибыли командир 90-й батареи (так теперь называлась батарея стотридцаток) капитан Панов, политрук Мироничев и с ними матросы и младшие командиры. Примерно через пять дней Панов сформировал боевой расчет своей батареи и освободил башенников от дополнительной нагрузки.

Капитану Панову пришлось немало потрудиться, чтобы сколотить и воспитать из людей различных боевых специальностей четкий, спаянный коллектив, способный действовать в бою слаженно, как один человек. Ему помогли справиться с этим опыт работы в училище сержантского состава береговой обороны, где он был старшим преподавателем, и своевременно прибывшие из Севастопольского училища молодые командиры: командир взвода управления лейтенант Саковский, командир огневого взвода лейтенант Москаль и старшина группы комендоров, тоже бывший курсант училища, старшина Мулярчук.

Батарея получила задание построить для личного состава блиндажи, столовую, кухню и укрытия для боеприпасов. После этого трудового «крещения» расчет '90-й батареи стал равноправным членом островного гарнизона.

Вместе с усилением боевых средств, увеличением численности личного состава командование КБФ приняло меры и к укреплению гарнизона в организационном отношении. 20 июля мы узнали, что наши батареи включены в состав вновь сформированного 205-го отдельного артиллерийского дивизиона. На остров прибыли командир дивизиона капитан Михаил Рафаилович Цепенюк, начальник штаба капитан Гавриил Григорьевич Кудрявцев, только что с отличием окончивший курсы усовершенствования командного состава береговой обороны, комиссар дивизиона, полковой комиссар Голубев, недавно призванный из запаса, и с ними начальники служб, в том числе начальник химической службы капитан Герман Кайк, начальник связи лейтенант Кобыльницкий и личный .состав взвода управления.

Капитан Клещенко и старший политрук Усков получили, наконец, возможность отдать все свое время и силы личному составу своей батареи.

Командир и особенно начальник штаба дивизиона при первой же встрече с командирами подразделений категорически потребовали ежедневного проведения с личным составом занятий по боевой подготовке и более четкого определения боевых задач всем, в том числе и строительным подразделениям.

— Вы не совсем точно оцениваете обстановку, считая, что бои в нашем районе могут завязаться где-то в далеком будущем, — горячо убеждал нас капитан Кудрявцев. — Они могут начаться в любой день и даже раньше, чем войдет в строй башенная батарея. Значит, надо, не снижая интенсивности строительно-монтажных работ, быть готовыми к бою и в первую очередь к отражению морского десанта врага. А для этого необходимо детально продумать организацию обороны, точно определить боевые задачи подразделениям и повседневно отрабатывать их на занятиях и учениях. Людей у нас хватает, вооружения на первый случай тоже. Две батареи, как мы убедились, неплохо готовятся к стрельбе по морским целям, но надо, чтобы каждый боец ясно представлял себе обстановку, знал свою задачу и обязанности в бою, и тогда он будет охотно заниматься боевой подготовкой даже в ущерб своему отдыху.

В заключение начальник штаба вручил командиру строительного батальона и командирам батарей боевой приказ командира дивизиона (он же начальник гарнизона) за номером 1 и распоряжение штаба по организации боевой подготовки на август.

Выйдя с совещания, командиры по-разному оценивали первые шаги нового командования. Скептики ворчливо упоминали «о новой метле», но большинство одобряло их.

— Правильно, солдат должен знать свой маневр,— вспомнил кто-то суворовскую науку побеждать.

Вскоре на берегу появились мишени, полигон для метания ручных гранат, набитые сеном мешки для отработки приемов штыкового боя.

На башенной батарее все — от командира до подносчика зарядов — изучали материальную часть, используя в качестве преподавателей мастеров-монтажников. Мы были приятно удивлены, когда на первом же офицерском занятии батареи, посвященном изучению 180-мм артиллерийских систем, среди слушателей оказались командир и начальник штаба дивизиона.

Командирские занятия стали проводиться регулярно. Артиллеристы усиленно изучали правила стрельбы по морским и особенно по наземным целям.

Ежедневно проводились артиллерийские тренировки и стрельбы на учебном полигоне.

В конце недели, ночью, по боевой тревоге развернулся весь гарнизон и тут даже скептики убедились, как много мы запустили, забыли, переоценили. Все поняли, что нововведения не каприз начальства, а необходимость, вызванная реально сложившейся обстановкой.

Зримые результаты напряженного коллективного труда еще больше вдохновили людей, усилили их творческий порыв. Все чаще стал нарушаться фронтовой график труда и отдыха, чему перестали препятствовать и мастера, сами не уходившие с блоков в свои положенные часы отдыха.

Шло время, а с ним менялась и обстановка. Боевые действия все больше и больше вовлекали в свою орбиту гарнизон Осмуссаара.

1 августа фашистская авиация бомбила деревню на острове. Были ранены начальник строительства П. И. Сошнев и один из солдат строительного батальона. А батарея Сырмы открыла свой боевой счет, сбив одного вражеского стервятника.

11 августа незаконченная строительством вторая башня провела первую боевую стрельбу по вражеским тральщикам, приблизившимся к острову на расстояние около 28 километров. Уставшие монтажники воспрянули духом. Ничего, что пушки пришлось наводить по примитивному квадранту, применявшемуся на флоте в аварийных случаях, что боеприпасы в боевое отделение подавали через лейнерные броневые заглушки, да и скорострельность была во много раз ниже проектируемой. Пройдет еще несколько дней на установку приборов, регулировку механизмов и башня заговорит в полный голос.

Ликующим «ура»! встретили монтажники донесение: «Тральщики противника легли на обратный курс».

А 22 августа в кабинет командира дивизиона явилось все строительно-монтажное начальство — Сошнев, Белозеров, Васерин и Клещенко. Они доложили:

— Строительно-монтажные работы на второй башне закончены!

После тщательной регулировки и проверки всех механизмов отстрел башни был назначен на 24 августа. К этому событию тщательно готовились не только монтажники, но и расчет башни. Начальник штаба дивизиона, предвидя вероятность появления наземного врага, решил использовать отстрел башни для тщательной пристрелки ориентиров на берегу. Он приказал командиру взвода управления дополнительно развернуть посты наблюдения.

И впервые для всего личного состава башни прозвучал короткий, как выстрел, приказ: «К бою!» Рядом с матросами на важнейших постах стояли дублеры- специалисты ленинградских заводов. Щелкнул рубильник пульта управления. Загудели десятки мощных электромоторов, обеспечивавших работу механизмов башни. Мигнул свет — электрики включили питание, переключив его с повседневного на боевое.

— Электростанция к бою готова!

Стволы орудий поползли вверх. Башня прошлась по кругу. Из шахты выскочил зарядник и тут же спрятался обратно: расчет проверял работу механизмов. Дублеры внимательно следили за действиями подопечных. Но все хорошо: и люди, и отрегулированные, как часы, механизмы работали безупречно. Участие в монтаже, многократные тренировки и частые учения по отработке действий одиночного бойца не прошли для расчета даром. Движения людей точны и уверенны.

Один за другим следовали короткие доклады:

— Наводчик к бою готов!

— Замковой к бою готов!

— Первое орудие к бою готово!

Личный состав действовал уверенно, вводные на решение аварийных задач выполнял правильно, хотя и не всегда в пределах норматива времени.

— Да не торопитесь вы, — шептали дублеры на ухо матросам. — Научитесь все делать правильно, а скорость сама придет.

Командир башни доложил командиру батареи:

— Вторая башня к отстрелу готова.

Отстрел прошел блестяще. Капитан Кудрявцев, совместно с недавно прибывшим на остров помощником командира башенной батареи старшим лейтенантом Кривушей, лично проверили данные отсчетов развернутых на берегу постов и остались довольны. Отклонения оказались ниже табличных. Ответственный за монтаж башни мастер Захаров, человек олимпийского спокойствия и необычайной выносливости, кратко подытожил.

— Точность работы ленинградская!

«Башня к бою готова», — заключили принимавшие ее командиры и военпреды.

Боевые средства острова пополнились еще одной батареей, правда, пока только двухорудийного состава. Однако это не помешало штабу с наступлением темноты перевести ее на боевую готовность № 2.

А в это время обстановка на материке Эстонии все более осложнялась: немецко-фашистские войска, овладевшие еще 8 июля городом Пярну, в результате полуторамесячных напряженных боев 19 августа вышли к Таллину и пытались с ходу захватить его.

Город обороняли полки 10-го стрелкового корпуса,. сформированные из моряков Краснознаменного Балтийского Флота части морской пехоты, экипажи кораблей и судов, пограничники и истребительные батальоны таллинских рабочих.

Попытка врага не увенчалась успехом: город упорно оборонялся. Но в связи с ухудшением общей обстановки и завершением на острове основных строительных работ наш гарнизон на Осмуссааре сократился почти вдвое.

23 августа на остров пришел военный транспорт с приказом командующего флотом о немедленном откомандировании в его распоряжение 46-го отдельного инженерно-строительного батальона. Скрепя сердце, пришлось отдать уходящим не только винтовки, но и пулеметы, хотя они позарез нужны были и нам для противодесантной обороны побережья острова. Но приказ есть приказ и обсуждению не подлежит. Этим же транспортом ушли и наши строители. Прощание было теплым.

— До свидания, друзья! — кричали строители с транспорта. — Не скучайте, побьем фрицев — встретимся!

— До свидания, ждем с победой! — отвечали с острова. — Бейте фрицев по фронтовому графику!

Через много лет, уже после окончания войны, читая книгу Стешинского и Франтишева «Генерал Симоняк», встретил я в ней знакомую по Осмуссаару фамилию «Г. С. Холошня» (он же Г. С. Чернявский). Это был молодой офицер инженерной службы и возглавлял у нас сооружение второго блока на первой башне 314-й батареи. Оказалось, что после эвакуации с острова он в 63-й гвардейской дивизии генерала Симоняка командовал полком, будучи уже в звании гвардии полковника. А его товарищ, воентехник Матковский, возглавлявший на Осмуссааре работы на первом блоке второй башни, в той же дивизии успешно справлялся с обязанностями начальника штаба полка. Так воевали наши друзья осмуссааровцы.

Но вернемся к островным делам. 46-й инженерно- строительный батальон до ухода с острова не успел закончить строительные работы на первой и маскировочные — на второй башнях, а в распоряжении Сошнева осталось немногим более двухсот солдат и офицеров и незавершенное задание по инженерному оборудованию и противодесантной обороне побережья острова. Незаконченные работы предстояло завершить нам - личному составу артиллерийских расчетов, тем более, что обстановка осложнилась на побережье материка в непосредственной близости от острова. Активизировали подрывную деятельность различного рода буржуазно- националистические элементы, затаившиеся после восстановления в Эстонии Советской власти, и сейчас поднявшие свои змеиные головы. 26 августа они совершили нападение на наш пост связи в деревне Пыысаспеа. С материка доставили в лазарет тяжело раненного в бою матроса Тверского. Начальник хирургического отделения майор медицинской службы Ошкадеров спросил его:

— Кто это тебя так разделал, немцы?

— Да нет, местные кулаки, — ответил он.

К исходу дня 27 августа мы потеряли связь с Палдиски, где дислоцировался штаб береговой обороны Главной базы флота, в состав которой с начала войны входил и наш гарнизон. Оборонявшие Таллин советские войска и корабли Балтфлота в ночь с 27 на 28  августа оставили город. Вместе с ними ушли и оборонявшие Палдиски подразделения во главе со штабом береговой обороны — нашим непосредственным начальством. Но мы об этом узнали позднее.

С оставлением нашими войсками материковой части Эстонии мы оказались на передовом рубеже обороны. В тридцати милях к северу от нас вел тяжелые бои с врагом гарнизон полуострова Ханко, а на юго-западе оборонялись гарнизоны островов Сааремаа и Хийумаа.

Наряду с опасностью захвата острова, возросшей с выходом фашистских войск на западное побережье Эстонии, росла и наша способность к сопротивлению. Через четыре дня вступила в строй и первая башня 180-мм батареи. А на утро 1 сентября был назначен отстрел башенной батареи в целом. Она произвела три залпа по «Магдебургу» и три — по району одного. из мысов материка. Результаты получились отличные. Сошнев, Васерин и Цепенюк поздравили Белозерова и Клещенко с завершением строительно-монтажных работ.

Усилия коллектива строителей, монтажников и всего гарнизона увенчались успехом. На четыре месяца раньше срока башенная батарея острова Осмуссаар со всем своим сложным хозяйством, отрегулированная как часы, оглушительными залпами возвестила о своей готовности к бою.

С введением в строй этой батареи завершилось строительство первой очереди системы обороны устья Финского залива и была решена главная задача, возложенная на участников защиты ханко-осмуссареской минно-артиллерийской позиции, — не пропустить военно-морские силы фашистов в Финский залив и к колыбели Великой Октябрьской социалистической революции — осажденному врагом Ленинграду. Во исполнение этой задачи гарнизон острова, совместно с рабочими ленинградских предприятий, выполнил с предельной для человеческих сил нагрузкой огромный объем строительно-монтажных работ. Во исполнение этой задачи гарнизон острова будет потом громить войска немецких фашистов на материке и острове Вормси, уничтожать морские десанты при попытках высадиться на Осмуссаар. Во имя этой задачи он поднимет над островом гордый красный флаг Родины в ответ на ультиматум вражеского командования.

Огромную роль в четкой организации труда и мобилизации всего личного состава, включая военных и гражданских строителей, сыграли руководители строительства — военинженер 2 ранга Петр Иванович Сошнев и военинженер 3 ранга Борис Яковлевич Слезингер. Эти два человека олицетворяли на острове соединение опыта и высокой культуры, требовательности и организованности, плановости и гибкости.

Сошнев, инженер с большим стажем военного строителя, отличался твердостью характера и высокой требовательностью к подчиненным. От его опытного взгляда невозможно было скрыть брак и недоделки, бесхозяйственность и неорганизованность. Его уважали и... побаивались.

Главный инженер Борис Яковлевич Слезингер, в прошлом один из видных специалистов-строителей Москвы, в противоположность начальнику был человеком необыкновенно мягким и вежливым. Однако это не мешало ему настойчиво и твердо проводить свою линию в организации строительных работ. Надо отдать .должное его таланту: производственное планирование на строительстве стояло на высоте. Весь сложный комплекс: бетонный завод, механические мастерские, гравийный и каменный карьеры, транспортные средства, снабженцы работали согласованно и четко. Слезингер осуществил в рамках плана-графика переход на фронтовой распорядок дня, вызвавший резкое повышение производительности труда на многих участках и оставивший позади показатели ранее разработанного плана. Искусство Слезингера состояло и в том, что он сумел оперативно скорректировать план обеспечивающих участков — они не сдерживали, а, наоборот, стимулировали повышение производительности труда. Слезингера любили строители всех рангов.

Прекрасными организаторами и опытными руководителями показали себя и начальники объектов военные инженеры Круглов, Холошня и Матковский, добившиеся досрочного завершения строительных работ при недостатке квалифицированной рабочей силы и строжайшем соблюдении технологии строительства долговременных фортификационных сооружений. Это они обеспечили высокое качество бетонных работ, не раз проверенное впоследствии прямыми попаданиями вражеских артиллерийских снарядов.

На строительстве было немало инициативных исполнителей, вроде Георгия Антоновича Вдовинского, умевших творчески и по-хозяйски расчетливо относиться к порученной работе. Во всю ширь в сложных фронтовых условиях развернулся организаторский талант руководителей монтажных работ — начальника объекта Петра Павловича Белозерова, мастеров Александра Захарова и Ивана Февралева. Это их заслуга, что рабочие ленинградских предприятий, увлекая своим примером матросов, солдат и младших командиров, перешли на фронтовой график работы, что люди на ходу осваивали новые специальности.

В семье монтажников господствовал дух товарищества, взаимной выручки и равной ответственности, и в этом заслуга руководителей. Из монтажников ленинградских предприятий отлично потрудились Кукайло, Медведев, Кононов, Парийский, Василевский, Юленков и другие. Не отставали от них и будущие хозяева объектов младшие сержанты Бабарыкин и Морякин, матросы Куприянов, Шейнов, Величенков и многие другие.

Огромную помощь монтажникам оказывал офицер Артиллерийского управления старший лейтенант Николай Матвеевич Васерин. В зависимости от обстоятельств, он был то строгим контролером, то опытным консультантом, веселым, общительным товарищем, всегда готовым помочь и поддержать. Кроме своих прямых обязанностей он помогал начальнику штаба дивизиона и выполнял другие поручения командования, подчас весьма далекие от его специальности.

Трудно переоценить и организующую роль командования 314-й батареи: командира Ивана Трофимовича Клещенко и комиссара старшего политрука Василия Павловича Ускова. Это были неразлучные друзья. Скромные, не шумливые, на первый взгляд даже молчаливые, они пользовались огромным авторитетом не только среди подчиненных им военнослужащих, но и среди рабочих и инженеров ленинградских предприятий. Нам временами казалось, что они обладают каким-то шестым чувством, помогавшим им появляться вовремя и именно там, где было трудно.

Уж не ахти каким оратором слыл наш комиссар Василий Павлович, но народ слушал его партийное слово, затаив дыхание. Находясь все время среди людей, он знал домашние дела, думы и мечты каждого из своих подчиненных: от матроса до командира, а потому ему был открыт путь в самые сокровенные уголки их сердец.

Простота обращения Василия Павловича Ускова с подчиненными, внимание к их нуждам и запросам подкупали людей, располагали к доверию и откровенности. И политическую работу комиссар вел просто и вместе с тем доходчиво. На его плечи легла обязанность обеспечивать все подразделения острова сводками Совинформбюро, имевшими в наших условиях, когда не имелось ни радиотрансляции, ни газет и когда сердца людей сжимала боль от нажима врага, исключительное значение. Он стал необходимым не только на своей батарее, но и в других подразделениях гарнизона.

А рядом с ним почти всегда находился Клещенко. Грамотный артиллерист, хороший организатор, необыкновенно душевный и чуткий человек — таким был наш командир батареи. Он умело сочетал требовательность и заботливость, строгий контроль и повседневную помощь, воспитывал у подчиненных самостоятельность и инициативу.

Немалое значение в освоении новой боевой техники, сколачивании артиллерийских расчетов, изучении правил стрельбы, организации обороны минно-артиллерийской позиции и противодесантной обороны побережья имела напряженная работа начальника штаба дивизиона капитана Гавриила Григорьевича Кудрявцева.

Когда он первый раз прибыл к нам на батарею, то задал вопрос:

— А как у вас организована боевая подготовка? Ознакомившись с планом, он одобрил его, но признал недостаточным.

— Плохо, если комендор или номерной знает только свой механизм. Надо, чтобы он знал и умел работать на всех механизмах своего отделения.

В дни самой напряженной работы началась боевая учеба всего личного состава.

Учителями, особенно в первое время, выступали мастера ленинградских заводов. У меня людей учили Февралев, Василевский и Кононов, а у Володина — Парижский, Захаров и Кукайло. Учащимися являлись все„ включая Клещенко и Ускова, а нередко и сам начальник штаба дивизиона Г. Кудрявцев.

Не реже двух раз в неделю проводились командные батарейные учения, на которых Клещенко отрабатывал вопросы управления.

С прибытием Кудрявцева вошли в систему занятия с командным составом. Под его руководством мы изучали правила стрельбы наземной артиллерии, которые„ мягко выражаясь, знали слабовато, совершенствовали свои знания и опыт по правилам стрельбы морской артиллерии. Сам начальник штаба был буквально одержим теорией и практикой артиллерийской стрельбы. Все свое свободное время, а его у него было не так уж много, он посвящал составлению сложнейших артиллерийских задач и любил привлекать к их решению других офицеров-артиллеристов. Каждое занятие, как правило, заканчивалось стрельбой на самодельном учебном полигоне, либо по наземным, либо по морским целям.

Немало потрудился Кудрявцев и над организацией противодесантной обороны побережья. Он спланировал огонь, распределил участки побережья между батареями и ротой 35-го инженерно-строительного батальона„ создал маневренную группу и разработал систему управления при отражении десанта на подходах к острову и на берегу.

Капитан Цепенюк, убедившись в четкой организации работ, не вмешивался в специальные вопросы строительства и монтажа башенной батареи. Но он внимательно следил за их ходом и в случаях, вызывавших сомнение, информировал либо главного инженера строительства, либо руководителя монтажных работ и советовался с ними. В тех условиях это было, безусловно, самое мудрое решение. Принять его мог только опытный, мужественный и не боящийся ответственности человек, каким и являлся этот скромный артиллерийский офицер.

Наряду с организацией противодесантной обороны, боевой подготовкой личного состава, имевшими в тот период огромное значение, перед капитаном Цепенюком, в связи с ухудшением общей обстановки на материковой части Эстонии, вплотную встал вопрос о материально-техническом обеспечении личного состава гарнизона. Надо было создать необходимые запасы продовольствия на случай, если враг оккупирует территорию Эстонии и гарнизон острова лишится баз снабжения на материке. Именно капитану Цепенюку мы, осмуссааровцы, обязаны бесперебойным снабжением, правда по несколько заниженным нормам, всеми видами довольствия в течение всего периода обороны, вплоть до эвакуации в декабре 1941 года.

После окончания строительно-монтажных работ рабочие и инженерно-технический персонал ленинградских предприятий, из-за невозможности эвакуации, включились в боевые расчеты, вначале в качестве дублеров, а позднее и в качестве бойцов и младших командиров. Освободившиеся на башнях матросы и младшие командиры, личный состав оставшейся на острове роты 35-го инженерно-строительного батальона пошли на усиление противодесантной обороны побережья, сильно ослабленной в связи с уходом 46-го батальона.

На острове не стало ни солдат, ни гражданских специалистов, а только бойцы Краснознаменной Балтики, объединенные единым командованием, воспитанные на боевых традициях революционных моряков, в духе беззаветной преданности партии и народу, воодушевленные только что одержанной победой на трудовом фронте.

У нашего командования были все основания доложить:

— Гарнизон острова Осмуссаар к бою готов! И вовремя: враг находился у порога ...

3. БАТАРЕИ ВСТУПАЮТ В БОЙ

28 августа 1941,года корабли Краснознаменного Балтийского Флота покинули порты Эстонии, увозя в Ленинград и Кронштадт соединения и части, оборонявшие Таллин. Вместе с ними ушел и дислоцировавшийся в Палдиски штаб Береговой обороны Главной базы, которому мы подчинялись с первых дней войны, не поставив об этом в известность командование нашего дивизиона.

Об эвакуации гарнизона Палдиски мы узнали от начальника связи дивизиона.

Произошло это так. 29 августа с Осмуссаара в Палдиски за получением в порту имущества связи, вышел наш катер «КМ» под командованием начальника связи дивизиона лейтенанта Кобыльницкого. При входе в бухту, у побережья полуострова, наши люди заметили в воде большую свалку железного лома — опрокинутых железнодорожных вагонов, тракторов и автомашин. Этой кучи раньше не было. Судя по всему, она появилась недавно...

— Тут что-то не так, — решили наши ребята. В глубине бухты, у уреза воды, они обнаружили и опознали опрокинутую автомашину нашего непосредственного начальника — коменданта Береговой обороны Главной базы полковника Кустова. Это усилило подозрения.

На пирсе Палдиски .какие-то люди в незнакомых синих комбинезонах махали руками, приглашая катер подойти к берегу. Это еще больше усилило сомнения. Начальник связи приказал рулевому изменить курс и идти к пирсу острова Вяйке-Пакри. Как только катер лег на новый курс, с пирса Палдиски открыли пулеметный огонь. Наши люди поняли, что город занят фашистами. Катер возвратился на Осмуссаар. Легкие ранения получили командир катера и лейтенант Кобыльницкий.

Так нам стало известно об эвакуации наших войск из Палдиски.

Узнав об этом, командир дивизиона капитан М. Цепенюк приказал капитану Г. Кудрявцеву связаться с комендантом Хийумаа полковником А. Константиновым, которому мы подчинялись до начала войны, и просить его снова принять нас в свое подчинение. Одновременно он приказал своему помощнику подготовить на 30 августа экспедицию для высадки в районе Ригульди, чтобы вывезти оттуда заготовленный картофель. Участники экспедиции — матросы и младшие командиры- вооружились винтовками, гранатами и ручными пулеметами на случай встречи с фашистами или бандой эстонских буржуазных националистов, действовавшей где-то в районе побережья.

Связаться со штабом Константинова удалось только к исходу дня. Начальник штаба гарнизона Хийумаа полковник Савельев, выслушав капитана Кудрявцева, обещал:

— Как только вернется комендант, немедленно доложу ему обстановку и завтра буду у вас либо сам, либо пришлю Новикова — начальника оперативного отделения.

К концу дня благополучно завершилась и экспедиция в Ригульди: она дала нам тонн тридцать картофеля. Попутно была уничтожена наша береговая база и снят расчет поста связи в деревне Пыысаспеа, обеспечивавший связь острова с Палдиски и Таллином.

Днем 1 сентября, вскоре после отстрела башенной батареи, с Хийумаа пришел катер с комиссаром Северного укрепленного сектора полковым комиссаром М. Биленко и начальником оперативного отделения майором Новиковым. Они привезли документы связи и приказ коменданта о включении 205-го отдельного артиллерийского дивизиона в состав Северного укрепленного сектора. Капитан Цепенюк доложил Биленко о завершении монтажных работ, приеме башенной батареи и готовности дивизиона к выполнению боевых задач. Биленко, побывав в подразделениях, похвалил нас за досрочный ввод в строй башенной батареи, за создание запасов продовольствия и за высокий боевой дух личного состава, но выразил неудовлетворение незавершенностью всех строительных работ на первой башне.

— Надо срочно закончить засыпку и маскировку!— приказал он.

Руководитель монтажных работ Петр Павлович Белозеров обратился к нему с вопросом о возможности эвакуации его людей в Ленинград.

— Там нас ждут дела не менее важные, чем на Осмуссааре, — сказал он.

Биленко пообещал поставить этот вопрос перед комендантом БОБРа генерал-лейтенантом А. Б. Елисеевым. Тут же он обязал строителей и монтажников помочь матросам поскорее завершить, хотя бы вчерне, внутреннюю отделку всех блоков.

— Людей надо срочно убирать из палаток, — мотивировал он свое требование.

В заключение полковой комиссар информировал офицеров об обстановке на фронтах и об особых условиях, сложившихся в районе Моонзундских островов в связи с оставлением нашими войсками Эстонии и выходом врага на побережье Финского залива. Он призвал нас к усилению бдительности, к решительному повышению боеготовности и в ту же ночь уехал обратно на Хийумаа.

Нас по-прежнему часто беспокоили немецко-фашистские самолеты-разведчики. Их активность особенно возросла с началом отстрела башенной батареи. На следующий же день после отстрела первой башни они предприняли своеобразный звездный налет сразу с трех направлений. Но зенитчики вовремя обнаружили и разгадали маневр врага и один из самолетов сбили, а второй ушел к материку, волоча за собой шлейф дыма. Комиссар батареи Антонов собственной рукой вписал в журнал боевых действий еще одного сбитого фашиста.

Зияющие вокруг блока первой башни незасыпанные шахты демаскировали объект на многие километры. Засыпка шла медленно из-за примитивного средства механизации — совковой лопаты. А объем работ был внушительным — предстояло подать к блоку свыше тысячи километров грунта и гравия. Более широкому развертыванию работ мешала также повышенная боевая готовность. Чтобы как-то улучшить дело с маскировкой, пришлось использовать' маскировочные сети, вплетать в них можжевельник, вереск и на специальных каркасах подвешивать над незасыпанной частью котлована, блоком и башней. Но сети не гарантировали надежного укрытия объекта.

Начиная с 1 сентября, каждый вечер наши наблюдатели принимали с берега какие-то непонятные световые сигналы. Кто-то высказал предположение, что сигналы передаются бойцами Советской Армии, прижатыми фашистами к побережью в районе Ригульди. Предположение вскоре перешло в уверенность. Судьба попавших в беду товарищей волновала солдат и матросов все больше и больше. Они обращались к своим командирам и политработникам с настойчивой просьбой послать катер к мысу Пыысаспеа у Ригульди, чтобы снять людей.

Для уточнения обстановки командование дивизиона решило высадить на побережье, в районе пирса, около нашей бывшей береговой базы, разведывательно-диверсионный отряд с дополнительной задачей: уничтожить три строившиеся там шхуны и подорвать береговой узел связи, откуда несколько дней назад мы сняли бойцов-связистов.

Вечером 3 сентября на остров неожиданно прибыло гидрографическое судно «Волна» с группой офицеров военно-морской базы Ханко под командованием капитан-лейтенанта Зыбайло, которых также интересовала обстановка на острове и на побережье материка. Капитан-лейтенант выразил желание принять участие в предстоявшей операции.

Десантный отряд численностью до пятидесяти человек сформировали из добровольцев. Возглавили отряд начальник штаба дивизиона капитан Кудрявцев и старший лейтенант Давыдов.

В соответствии с планом отряд высадился вечером на пирсе бывшей береговой базы с катера «КМ» и гидрографического судна «Волна». Артиллерийская поддержка высадившегося отряда возлагалась на «Волну», имевшую на вооружении две 45-мм пушки, и на зенитную батарею Осмуссаара. Использовать для этой цели батареи береговой артиллерии, во избежание преждевременного раскрытия системы артиллерийского огня и расположения наших батарей, командир дивизиона разрешил только в том случае, если на берегу будет обнаружена артиллерия фашистов и возникнет необходимость в ее подавлении.

План проведения операции предусматривал одновременные действия отряда сразу в двух направлениях, для чего заблаговременно были подготовлены и соответственно проинструктированы две группы. Первая под командованием старшего лейтенанта Давыдова должна была охранять район высадки, изучать обстановку, уничтожить строившиеся шхуны и обеспечить обратную посадку десанта. Второй группе под командованием капитана Кудрявцева предстояло вести разведку и уничтожить узел связи в районе Пыысаспеа.

Условились, что группа Давыдова, в которую входил и капитан-лейтенант Зыбайло, начнет действовать только после того, как будет подорван узел связи, поскольку район действий второй группы отстоял значительно дальше от места высадки и намеченного пункта обратной посадки отряда.

Однако все сложилось иначе. Группу Давыдова почти сразу после высадки обнаружил и обстрелял дозор фашистов. Завязался бой. На помощь дозору бежали вражеские солдаты. Стрельба усиливалась. Вызвать огонь «Волны» Давыдов не решился: в ночных условиях он и сам не очень ясно представлял себе, где свои, а где враг. Он решил, не ожидая уничтожения узла связи группой Кудрявцева, поджечь шхуны, отойти к пирсу, посадить людей на катер и уйти под прикрытие «Волны». Он предполагал свою группу пересадить на «Волну», а группу Кудрявцева принять на катер с рыбачьего пирса Пыысаспеа, который находился ближе к району действий второй группы.

При посадке людей на катер группа Давыдова потеряла убитыми двух матросов — Джеваго и Несмеянова. Несколько человек получили ранения.

В группе Кудрявцева находился старшина моей башни Кузнецов. Он и рассказал, что капитан, услышав стрельбу в районе пирса, приказал старшине Сердюку с группой матросов бегом следовать к узлу связи и уничтожить его. А Кузнецов получил задание прикрыть фланг группы, перекрыть дорогу Ригульди — Пыысаспеа и по возможности отвлечь вражеский огонь на себя. Кудрявцев с оставшимися матросами занял оборону на опушке леса. Группа Сердюка вернулась, выполнив задание, но без Сердюка. Он либо был ранен, либо убит. В темноте и в спешке люди его не нашли.

А время шло. Начинался рассвет. Выход к пирсу, где остался катер с Давыдовым, для группы Кудрявцева был закрыт, да и пирс уже находился в руках фашистов. В направлении второго, рыбачьего пирса, слышалась пулеметная стрельба: гитлеровцы прочесывали подходы к деревне...

Катер маневрировал на расстоянии полутора-двух километров от берега. «Волна» вела огонь по побережью. Оценив обстановку, капитан Кудрявцев понял, что у него только один выход — вывести людей на мелководье, густо покрытое валунами и, не прекращая огня по врагу, перекатами, укрываясь за камнями, отходить в сторону катера и посадить людей на него уже с воды. Он собрал свою группу и повел на мелководье.

Но тут появилось новое непредвиденное затруднение. Наблюдатели с «Волны», заметив движение среди валунов, приняли своих товарищей за фашистов, и артиллеристы перенесли огонь в этот район. Группа Кудрявцева оказалась между двух огней: враг с берега поливал мелководье ружейно-пулеметным огнем, а «Волна» с моря била из двух своих пушек. Люди жались к валунам. Некоторые легли в воду. Кругом рвались снаряды, поднимая столбы грязной воды и посылая во все стороны смертоносные осколки, противно взвизгивали пули, рикошетируя от валунов. Появились раненые.

Командир группы искал выход из опасного положения. Сигнал «Волне» подать нечем — сигнальный пистолет остался у Сердюка. Надо немедленно выводить людей из валунов, подальше от врага и поближе к «Волне», чтобы с нее увидели черные бушлаты моряков.

Но не успел капитан подать команду, как из-за камня решительно поднялся белокурый, небольшого роста матрос, снял с плеч и бросил в воду бушлат, сорвал с головы соседа бескозырку, взобрался на камень и двумя бескозырками начал передавать сигналы. У всех, кто видел на фоне утренней зари четко вырисовывавшуюся маленькую фигурку отважного моряка, быстро размахивавшего бескозырками, замерло сердце. Кто-то крикнул:

— Слезай, черт, убьют!

Кто-то бросился к нему с намерением столкнуть в воду, но было уже поздно. Стоявший на валуне матрос стал отличной мишенью для вражеских пулеметчиков. Не успели друзья подбежать к нему, как он упал в воду, тяжело раненный пулеметной очередью.

Мало кто знал этого мужественного матроса. Он прибыл к нам на первую башню с последним пополнением полмесяца назад. Его фамилия была Сивожелезов, в прошлом — комендор и сигнальщик из морского погранотряда, скромный, веселый и находчивый краснофлотец. Жертвуя жизнью, он спас товарищей.

На судне приняли сигнал «Мы — свои» и «Волна» вновь перенесла огонь на фашистов, а катер, маневрируя на малой глубине, принял на борт группу матросов Кудрявцева.

Отважный Сивожелезов скончался, не приходя в сознание, в тот же день, 4 сентября 1941 года.

Что же касается пропавшего старшины Сердюка, то судьба неожиданно свела меня с ним через два года на Ораниенбаумском плацдарме. Ехал я на машине из Ораниенбаума в Красную Горку. Впереди по дороге, с лыжами на плечах, не спеша шли солдаты. По сигналу шофера они расступились. Только один из них остался на дороге и поднял руку. Шофер остановил машину. Выхожу и к величайшему изумлению и радости узнаю старшину Сердюка. Узнал и он меня. На глазах удивленных солдат мы бросились друг к другу, обнялись и расцеловались.

— Ты живой, Сердюк, или только снишься мне? спросил я старшину.

— Живой, товарищ капитан, пощупайте! — весело ответил Сердюк.

Он попросил подбросить до лазарета в Лебяжье одного из его солдат, который натер ногу и не мог идти дальше.

— Согласен, — ответил я, — но только вместе с тобой. — Садитесь!

И вот Сердюк рядом со мной в машине.

— А ведь мы давно похоронили тебя, старшина. Думали, что угробили тебя фрицы в ту ночь.

И Сердюк поведал мне горькую историю своих похождений.

— Сначала у нас получилось все хорошо. Мы полностью выполнили задание: сняли часового, забросали гранатами и подожгли деревянное здание узла связи и начали отход к лесу. Я шел последним, вроде как прикрывал своих ребят и следил, нет ли за нами погони. Но все как будто было спокойно. Правда, из деревни в нашу сторону изредка постреливали.

Почти у самого леса Сердюка настигла шальная пуля и ранила в ногу чуть выше колена. Сгоряча он попытался бежать за товарищами, но вскоре нестерпимая боль уложила его на землю и тогда он попробовал ползти к месту сбора. В это время гитлеровцы в деревне организовали погоню и Сердюк, чувствуя ее приближение, заполз в лес и спрятался в зарослях густого мелкого сосняка. Когда рассвело, он, как умел, перевязал рану и получше замаскировался. Еще долго он слышал стрельбу в районе побережья, где его товарищи вели бой с гитлеровцами. Наконец все стихло. «Как они там, — думал старшина, — отбились ли? Добрались ли до острова?» А ему становилось все хуже и хуже. Он забылся: то ли потерял сознание, то ли уснул. Проснулся под вечер. Нестерпимо хотелось есть. Стал думать, что же делать дальше?

Была у него в Ригульди знакомая девушка-эстонка. Навещал он ее изредка, когда увольнялся на берег. Он решил заявиться к ней — будь что будет. Под кучей валежника спрятал старшина винтовку и сигнальный пистолет, выломал себе палку и поплелся лесом в сторону Ригульди.

И все получилось хорошо. Девушка вначале перепугалась, а потом схватила его за руку, привела к какому-то сараю, открыла дверь и сказала:

— Иди!

А потом повесила снаружи замок.

— Ну, думаю, влип, как кур во щи, — рассказывал 'Сердюк.

Но он напрасно плохо подумал о своей знакомой. Часа через два она пришла с пожилым седоусым эстонцем. Старик принес старшине гражданский костюм и приказал переодеться. Когда старшина начал одевать пиджак на тельняшку, старик заставил его надеть рубашку, чтобы не видно было флотской одежды. Потом старик и девушка помогли старшине натянуть брюки, вывели его из сарая, посадили на двуколку. Старик сел рядом и повез в сторону Хаапсалу. Не доезжая до города, он свернул в лес, подъехал к какому-то хутору и ушел в дом, показав старшине рукой — сиди! Через некоторое время он вернулся вместе с другим, тоже немолодым эстонцем, который несколько раз сказал старшине:

— Не бойся, все будет хорошо.

Дочь этого эстонца, уже немолодая женщина, оказалась акушеркой. Она-то и лечила Сердюка.

Когда старшина почувствовал себя лучше, его переправили к партизанам, с которыми вместе бил фашистов до весны 1942 года. Потом его с группой других остававшихся в тылу врага советских солдат и офицеров партизаны переправили через линию фронта.

Сердюка, как артиллериста, направили на Ораниенбаумский «пятак» и служил он здесь старшиной зенитной батареи.

Расстались мы с Сердюком в Лебяжьем, еще раз поцеловались. Поправив на шее автомат, а на плече лыжи, он строго бросил своему солдату:

— Пошли, вояка! — и зашагал к лазарету.

Разведывательно-диверсионный отряд возвратился на остров, выполнив поставленную задачу. Разведка боем показала, что наших войск на берегу нет. Возвратившись на остров, участники десанта рассказали об обстановке на материке, и волнение, связанное с предположением об оставшихся на берегу советских бойцах, улеглось.

После возвращения десантников мы совершенно ясно представляли себе, что враг в покое нас не оставит и готовились встретить «гостей» достойно.

Первая задача состояла в том, чтобы из палаток уйти под землю. После визита полкового комиссара М. Биленко в подземное жилье перебрался расчет второй башни. Он раньше нас начал отделочные работы и опередил нас. Выехало в подземелье из красного домика и палаточного городка также и управление дивизиона. Личный состав первой башни продолжал жить в палаточном городке — в роще недалеко от башни.

В деревянных бараках и домиках остались строители и монтажники.

Еще не был укрыт лазарет, занимавший один из деревянных домов в казарменном городке.

Да и пищу нам готовили по-прежнему в казарменном городке и оттуда развозили в термосах по подразделениям. Поэтому строители, не щадя ни сил, ни времени, стремились ускорить работу как вне блоков, так и на внутренних отделочных работах, проявляя при этом настойчивость и изобретательность.

6 сентября фашисты, как видно, решили наказать Осмуссаар за дерзкую высадку диверсионно-разведывательного отряда, уничтожение узла связи и строившихся судов, за гибель солдат, оборонявших побережье. Наш остров явно мешал использованию врагом морских коммуникаций в Финском заливе, что особенно злило фашистов в связи с захлебнувшимся наступлением их армии на Ленинградском направлении.

Рано утром 6 сентября на территории острова, недалеко от дальномерной вышки 314-й батареи, разорвался первый вражеский снаряд. Вначале противник пристреливался по видимой цели — вышке командного пункта башенной батареи, где располагалась рубка управления огнем капитана Клещенко.

Затем фашисты открыли массированный огонь по острову. В артиллерийском налете, по данным наших наблюдателей, участвовало не менее десяти батарей, установленных восточнее Пыысаспеа и Ригульди. Координаты батарей в первый момент засечь не удалось - мешал лес.

Плотность огня нарастала, но вражеские снаряды не причиняли особого вреда нашим боевым объектам. Чувствовалось, что противник не знал точного расположения наших батарей и вел огонь по площади, рассчитывая на случайное попадание.

Хуже обстояло дело на первой башне. Прямым попаданием пробило 1б-тонную цистерну с дизельным топливом, обеспечивавшим работу электростанции башни. Это топливо мы берегли как самую большую драгоценность. Его запасы были невелики, а надежды на их пополнение еще меньше. Поэтому запрещалось расходовать топливо для повседневного освещения подземных сооружений, обеспечения работы насосов, откачивавших воду, и питания других вспомогательных механизмов башенных блоков. Для этих целей наши умельцы вначале приспособили трактор, работавший на какой-то невообразимой смеси, а позднее два старых, неизвестно где найденных локомобиля, которые заново отремонтировали, укрыли от случайных попаданий снарядов и заставили производить электроэнергию на древесном топливе.

Как только наблюдатель доложил о случившемся, все матросы и сержанты электромеханического взвода башни, за исключением расчета, обслуживавшего боевые механизмы, немедленно, не ожидая ослабления вражеского огня, бросились спасать бесценное топливо. К счастью, пробоину удалось быстро забить ветошью и собрать в бочки не успевшее еще впитаться в землю горючее. Два матроса получили легкие ранения и после оказания медицинской помощи вернулись в строй. Все матросы и рабочие-монтажники, находившиеся вместе с ними, выполняли свои обязанности с необыкновенным воодушевлением и подъемом.

Фашисты продолжали обстрел острова, но наши батареи молчали — мы не хотели раньше времени раскрыть расположение своих батарей. У нас все готово к открытию огня. Все в напряжении ждали дальнейшего развития событий и приказания на открытие огня.

Вскоре стала ясна и причина повышенной активности фашистов: с острова Вормси поступила радиограмма.

В ней сообщалось, что из Ригульди курсом на север вышли девять катеров с солдатами врага. А несколько позднее наши наблюдательные посты обнаружили еще двенадцать катеров, отчаливших от рыбацкого пирса в Пыысаспеа и взявших курс на Осмуссаар.

По южной группе десантных катеров почти одновременно открыли огонь наша 130-мм батарея и батарея с острова Вормси, а по второй группе — зенитчики и 180-мм батарея. К разрывам вражеских снарядов присоединился оглушительный рев нашей артиллерии. Один из самых тихих уголков Эстонии — остров Осмуссаар, многие годы служивший пристанищем и местом работы эстонских рыбаков, людей самой мирной профессии, содрогнулся от грохота артиллерийских залпов. Над проливом взметнулись фонтаны воды. Разрывы снарядов непреодолимой стеной встали на пути движения вражеских судов. От прямых попаданий взлетали в воздух обломки разбитых катеров и баркасов.

Фашисты пытались ослабить силу наших ударов по десанту усилением своего огня и сосредоточением его по позициям наших батарей, но все напрасно. Судьба десанта, как потом и последующих, была предрешена еще в дни, когда строители, монтажники и личный состав островного гарнизона сооружали эти мощные, укрытые за броневой сталью и непробиваемой толщей бетона, современные артиллерийские системы.

Крепко досталось и южной группе вражеского десанта. 130-мм батарея вдребезги разнесла несколько катеров вместе с живой силой, а остальные, пользуясь близостью берега, выбросились на камни. Лишь немногие гитлеровцы добрались до берега.

Во время боя наши наблюдатели уточнили места расположения вражеских батарей, и в заключение артиллеристы Осмуссаара нанесли по ним короткий, но сокрушительный удар.

Замысел фашистов — внезапным ударом овладеть островом — потерпел неудачу. Артиллеристы Осмуссаара отлично сдали свой первый боевой зачет.

Правда, в этот день расчет первой башни пережил несколько неприятных минут.

В разгар боя вышел из строя стол боевого питания. Но люди не растерялись: матрос Васильев, обслуживавший стол питания, и командир артиллерийских электриков Величенков начали подавать шестипудовые снаряды вручную. А монтажник Февралев, чтобы не мешать слаженной работе этих двух богатырей, вместо обнаружения и устранения повреждений, занялся выталкиванием снарядов из сотовых стеллажей на руки Величенкову.

Я вначале хотел отругать Величенкова и Васильева, заодно и Февралева за допущенное ими нарушение боевой инструкции, но .потом похвалил:

— Молодцы, ребята!

Ведь башня, благодаря находчивости и самоотверженности этих людей, не прекращала стрельбы, а инструкция, как бы хороша она ни была, без живой инициативы — мертвая бумага.

В тот же день наша зенитная батарея впервые вела огонь по морокой, а не по воздушной цели. И мы, артиллеристы, признали, что получилось это у них совсем неплохо. Зенитчики не видели цели — они стреляли с закрытых позиций. Успех целиком зависел от хладнокровия и искусства управления огнем. Командир батареи Сырма установил свою стереотрубу на открытой площадке, в центре боевых порядков батареи, и под непрерывным обстрелом врага умело управлял огнем и бил картечью по фашистам, их катерам и баркасам.

Разбирая итоги разгрома вражеского десанта, мы только теперь по достоинству оценили работу нашего скромного начальника штаба капитана Кудрявцева, его настойчивость в обучении офицеров-артиллеристов, расчетов боевых постов, матросов и младших командиров. И вот результат: управляющие огнем и орудийные расчеты не подвели. А ведь прошло всего лишь пять дней с момента отстрела башенной батареи. Если сравнить этот срок с периодом учебы, определенном документами по боевой подготовке в мирное время, то мы перекрыли нормативы, по крайней мере, раз в тридцать. Но нельзя не признать, что в первом бою с врагом неоценимую услугу нам оказали специалисты ленинградских заводов, без колебаний занявшие самые ответственные посты в орудийных расчетах и обеспечившие бесперебойную работу материальной части.

После команды «Отбой!», проверки и приведения в готовность боевых постов мы отправились в палаточный городок с намерением пообедать и отдохнуть. Но наш городок оказался разгромленным вражеской артиллерией. Мы увидели изорванные палатки, изуродованные кровати, лохмотья одеял и матрацев. Расстроенные увиденным, злые на гитлеровцев, мы собрали все, что еще можно было привести в порядок, перебрались в блок, в предназначенные для жилья помещения, и взялись за отделочные работы.

В тот же день командир дивизиона принял решение- убрать в подземные блоки лазарет. Клещенко приказал мне подготовить для размещения раненых пустовавшие запасные снарядные погреба, а для операционной и медицинского персонала хирургического отделения отдать помещения фельдшерского пункта, хозяйственные помещения и два кубрика старшин. Клещенко особо подчеркнул, что все это «хозяйство» надо немедленно передать начальнику хирургического отделения, выделить в его распоряжение плотника и четырех маляров и все помещения лазарета отделать масляной краской.

Вскоре пришел начальник хирургического отделения Валериан Иванович Ошкадеров.

Я вызвал к себе мастера на все руки старшего матроса Куприянова, тут же назначил его прорабом и мы втроем прошлись по выделенным помещениям. Пользуясь тем, что Сошнев для лазарета не жалел материалов, мы заодно отделали масляной краской и все помещения личного состава башни.

Примерно через неделю нам с помощью матросов второй башни, строителей и монтажников удалось закончить засыпку и приступить к маскировке блока и башни. Замысел маскировки был предельно прост. Мы резали в лесу дерн и укладывали его на поверхности блока. Над башней плотники соорудили легкий каркас — зонт из дюймовых досок, на котором также уложили дерн, а боевую рубку отделали под камень. Тела орудий закрыли маскировочным ковром. Наконец-то башня спряталась от глаз вражеских наблюдателей. Дерн прижился отлично. Побывав на Осмуссааре после войны, я видел на месте блока густую траву, в которой краснели крупные ягоды земляники.

Учтя опыт неудачной попытки захватить Осмуссаар силами морского десанта и решить этим простейшим способом проблему использования своих военно-морских сил в водах Финского залива, немецко-фашистское командование приступило к установке на материке против нашего острова мощных артиллерийских установок от 105 до 250-мм калибра. Одновременно гитлеровцы почти непрерывно вели методический, а иногда шквальный огонь по острову. Над нами постоянно висела угроза высадки нового морского десанта.

Нам частенько приходилось бросать работу и становиться к орудиям. Но в артиллерийскую дуэль мы вступали только в исключительных случаях: берегли боеприпасы. Ночью половина расчетов находилась на боевых постах, а остальные спали в укрытиях, вблизи своих постов. Ночью приходилось быть особенно бдительным. Усиливалось наблюдение, к урезу воды выходили подразделения противодесантной обороны.

Наша беда заключалась в том, что у нас не было ни одной прожекторной установки. Поэтому в ночное время враг мог подойти незамеченным почти к самому острову. Ночь для нас являлась самым опасным и беспокойным временем. Даже отдыхающие спали в полной готовности к бою.

А утром подъем, завтрак и снова работа по совершенствованию обороны. И так каждый день.

Почти так же текла жизнь и на зенитной батарее, с той лишь разницей, что днем они стояли в боевой готовности № 1, а ночью все, за исключением подразделений, охранявших побережье, отдыхали. В отличие от нас, они почти каждый день, а иногда и несколько раз в день стреляли по фашистским самолетам, пытавшимся вести разведку.

Капитан-лейтенант Зыбайло, возвратившись на Ханко, доложил командиру базы генералу С. И. Кабанову о положении на Осмуссааре. Генерал обратился к Военному совету КБФ с просьбой переподчинить гарнизон острова ему. Военный совет согласился с этим и с 7 сентября мы стали подчиняться командиру военно-морской базы Ханко.

Это известие мы восприняли с удовлетворением. Во-первых, потому, что долгое время не имели вышестоящего начальства.

Во-вторых, большинство из нас пришло на остров с фортов Кронштадтской крепости и хорошо знали генерала Сергея Ивановича Кабанова, как отличного командира и душевного человека. Многие из нас считали себя его воспитанниками, так как много лет прослужили с ним, а служба с Кабановым ни для кого не проходила бесследно. Естественно, нам было приятно, особенно в нелегких условиях сложившейся обстановки, снова оказаться под твердой рукой командира, завоевавшего уважение, доверие и любовь тех, кто служил под его командованием.

Мене лично пришлось получить от Кабанова два урока, запомнившихся на всю жизнь. После окончания курсов командиров запаса я с группой товарищей прибыл в Кронштадт для проведения зачетных стрельб. Мне предстояло стрелять на батарее, которой в то время командовал Сергей Иванович. Я с уважением и некоторой робостью знакомился с этим человеком, уже. в то время снискавшим славу отличного артиллериста. При стрельбе он выполнял у меня обязанности помощника. Оказавшись впервые в жизни в рубке управления огнем, я, естественно, растерялся, путал команды. Стоявший на связи с центральным постом Сергей Иванович передавал мои команды так: я командую «право 5», он передает «лево 5»; я командую «меньше - 4»; он передает «больше - 4». Стрельба получилась отличной и когда я чистосердечно заявил своему «помощнику», что не считаю себя причастным к таким результатам, он ответил:

— Главное: уметь наблюдать, а уверенность и спокойствие придут сами. А наблюдали вы правильно.

Он же в 1930 -году обучал меня стрельбе из личного оружия. Ни одна из выпущенных мною пуль не попала даже в щит. Я высказал робкое предположение, что наган не пристрелян. Сергей Иванович взял у меня оружие и одну за другой влепил все три пули в «яблочко». Я готов был провалиться под лед от стыда и позора. Но он успокоил меня:

— Ничего, бывает, — и вручил мне мелкокалиберный наган для ежедневной тренировки. Хотя я никогда не смог сравняться с ним в искусстве стрельбы из ручного оружия, но стрелять научился неплохо.

Конечно, все это далекая история, но все же и у меня были основания радоваться решению. Военного совета КБФ.

Начало сентября ознаменовалось не только завершением строительно-монтажных работ и повышением активности действовавшего против нас врага. Произошли и другие события.

8 сентября к нам из Ленинграда приехала фронтовая бригада артистов. Прибыла она рано утром и днем отдыхала в подземном блоке у лейтенанта Володина, которому мы от души завидовали. Очень хотелось и нам поговорить с земляками, посмотреть на людей, прибывших с Большой земли, расспросить, как живет наш родной город. Но попытки прорваться на блок к Володину кончались, как правило, неудачей:

— Нельзя, отдыхают!

Концерт артисты давали после обеда, когда фашисты обычно отдыхали. «Концертный зал» оборудовали в лесочке около командного пункта нашей батареи. Сцену устроили из четырех автомашин ЗИС-5 с опущенными бортами.

После вступительного слова руководителя концертной бригады первой выступила маленькая, красивая, мило улыбавшаяся певица. Она начала с песни «Парня молодого полюбила я». Все слушали, затаив дыхание. И вдруг... вспышка огня, грохот разрыва и только что улыбавшееся лицо певицы исказилось ужасом. Фашисты неожиданно нарушили свой распорядок дня. Концерт прервала команда:

— К бою!

После короткой артиллерийской дуэли, закончившейся подавлением батареи врага, мы вернулись к сцене и попросили актеров продолжать концерт. Начало темнеть. Та же актриса, еще не успевшая успокоиться, бледная, смущенная и взволнованная, спросила:

— На чем мы остановились?

— Вы пели «Парня молодого полюбила я», — хором ответили матросы.

И вновь полилась песня, рассказывавшая огрубевшим бойцам о прелестной русской девушке и глубоких человеческих чувствах. Певица покорила нас своим лирическим репертуаром. Глаза многих увлажнились. Каждый из нас вспомнил свое, близкое, родное... Жаль, что это был первый и последствий концерт, который удалось послушать защитникам острова. Наутро бригада артистов уехала на остров Хийумаа.

После выступления ленинградских артистов, совершенно неожиданно для нас, вне программы выступил матрос с батареи капитана А. Н. Панова — Яша Хамармер. Он буквально удивил аудиторию комическими рассказами и своеобразной манерой исполнения.

Руководитель фронтовой бригады сразу же после концерта начал переговоры с командованием острова, чтобы молодого актера включили в его бригаду. Сам Хамармер был не прочь вернуться к любимому искусству, но против этого категорически возразил капитан Александр Николаевич Панов.

— Такому молодому парню, как ты, сейчас воевать надо, а не байки рассказывать ...

Матрос остался на батарее. Позднее мы узнали, что на Моонзундских островах, где концертная бригада выступала уже в период напряженных боев, она потеряла многих артистов.

Лишь после войны я случайно узнал имя и фамилию очаровавшей нас актрисы. Это была Зинаида Константиновна Кобрина.

Утром 9 сентября по просьбе коменданта Хийумаа мы участвовали в артиллерийской подготовке плацдарма для высадки нашего десанта на остров Вормси, захваченного фашистами 8 сентября. Наш десант под командованием начальника оперативного отделения Северного укрепленного сектора майора Новикова имел задачу выбить врага с Вормси, еще не успевшего там закрепиться. Но операция успеха не имела. Гитлеровцам удалось забросить на остров силы, в несколько раз превосходившие скромные возможности Северного укрепленного сектора.

Еще в августе гитлеровское командование директивой № 33 — «Дальнейшее ведение войны на Востоке» поставило задачу группировке своих войск в Эстонии «как можно скорее овладеть островами на Балтийском море». Первоначальный расчет врага, что острова будут захвачены без серьезного сопротивления, не оправдался. Закрепившись на Вормси в результате боев 8 — 10 сентября, фашисты повели активную подготовку к захвату других островов Моонзундского архипелага.

Утром 13 сентября пост службы наблюдения и связи Осмуссаара обнаружил несколько вражеских транспортов, пытавшихся пройти к острову Вормси.

Наша батарея обстреляла эти транспорты. В ходе стрельбы были отмечены прямые попадания в головной транспорт.

С командного пункта позвонил старший политрук Усков:

— Поздравляю личный состав с успешной стрельбой — один из транспортов тонет!

Дружным «ура!» ответили матросы на это поздравление.

Батарея перенесла огонь на следующий транспорт и продолжала поражение вражеских судов даже после того, как они скрылись за дымовой завесой, поставленной катерами. Оставшиеся на плаву суда и корабли сопровождения легли на обратный курс, так и не выполнив свою задачу.

Батарея фашистов на материке открыла ответный огонь по нашей 314-й батарее, но сделала это с опозданием — уже после того, как вражеские транспорты повернули на обратный курс, а огонь нашей батареи прекратился. Стрельба фашистов никакого ущерба нам не нанесла.

Этими стрельбами и закончились наши боевые действия под руководством командира дивизиона капитана М. Цепенюка, оставившего в наших сердцах самые наилучшие о себе воспоминания. Он, вместе со своим начальником штаба капитаном Г. Кудрявцевым за два месяца командования гарнизоном Осмуссаара проделал огромную работу по досрочному завершению строительно-монтажных работ, по сколачиванию и подготовке к стрельбе расчетов только что вступивших в строй береговых батарей, по поддержанию высокого политика- морального состояния всего гарнизона, готового отразить любые попытки врага захватить остров. Мы с удовлетворением восприняли известие о назначении нашего командира начальником оперативного отделения штаба береговой обороны военно-морской базы Ханко.

В ночь с 13 на 14 сентября на Осмуссаар прибыла наша старая знакомая «Волна» и привезла новое начальство — командира дивизиона капитана Е. К. Вержбицкого и комиссара дивизиона батальонного комиссара Н. Ф. Гусева.

Позднее выяснилось, что Цепенюк и Вержбицкий - однокашники, вместе учились в военном училище, просидев рядом целых три года, вместе окончили учебу и вместе начали службу на Балтике. А сейчас судьба поменяла их ролями. Вержбицкий прибыл на место Цепенюка, а Цепенюк уходил на прежнее место службы Вержбицкого.

— Ну, что же, Миша, будем прощаться. Вам пора уходить на Ханко. Уже ночь, — и Вержбицкий, сев к столу оперативного дежурного, написал свой первый приказ:

«С сего числа вступил в исполнение обязанностей командира 205-ого отдельного артиллерийского дивизиона и начальника гарнизона острова Осмуссаар», поставив дату: 24 ч. 00 м. 14 сентября 1941 года.

Новый комиссар дивизиона и гарнизона батальонный комиссар Никита Федорович Гусев, бывший лектор политуправления базы, человек опытный в вопросах организации партийно-политической работы, в это время вел разговор со своим предшественником, полковым комиссаром Голубевым, которого также переводили на новое место работы.

Вержбицкий сразу же дал задание начальнику штаба подготовить боевую документацию — сведения о численности личного состава, наличии продовольствия и боеприпасов, сделать доклад об организации противодесантной обороны побережья острова.

Утром, на рассвете, капитан Вержбицкий в сопровождении капитана Кудрявцева начал изучение обстановки с батарей береговой артиллерии, а батальонный комиссар Гусев занялся со старшим политруком Усковым.

Командир и начальник штаба поднялись на маяк.

Вержбицкий вначале невооруженным глазом, а потом с помощью бинокля и стереотрубы стал искать месторасположение батарей и не мог найти.

— Пожалуйста, покажите мне, где у вас находятся батареи, — попросил он начальника штаба.

Кудрявцев примерно указал места батарей. С маяка так же, как и с воздуха, они не просматривались. Почти рядом были развернуты боевые порядки 90-й батареи. Когда они спустились на землю, их уже ждал внизу командир батареи капитан Александр Николаевич Панов.

Осмотр батареи начали с рубки управления огнем. Там нового командира дивизиона встретил четким рапортом командир взвода управления лейтенант Саковский. В рубке был полный порядок: аккуратно вычерчены различные схемы и диаграммы, подготовлены вспомогательные таблицы стрельбы.

Вержбицкий приказал объявить боевую тревогу и включил секундомер. Саковский нажал педаль ревуна и, открыв люк в полу, крикнул:

— Боевая тревога!

В рубку вбежали матросы и обратились к Вержбицкому:

— Товарищ капитан, разрешите занять свои места! Получив разрешение, приготовили все для боя и доложили Саковскому о готовности к бою.

Саковский принимал доклады по телефону:

— Дальномер к бою готов!

— Огневой взвод к бою готов!

Вскоре лейтенант доложил своему командиру:

— Батарея к бою готова!

Вержбицкий глянул на секундомер — две минуты сорок секунд. Неплохо!

Отправились на огневую позицию. Нового командира удивила маскировка батареи. Он дважды прошел мимо пушек и не смог их заметить. Командир огневого взвода лейтенант Москаль так же четко и безукоризненно отдал рапорт, как и его однокашник Саковский.

На батарее чувствовался дух подлинной артиллерийской культуры. Орудийные расчеты работали четко и слаженно, батарея оказалась хорошо подготовленной к бою. Новый командир остался доволен.

Мне позвонил Саковский:

— Начальство пошло к вам.

Но еще раньше ко мне пришли Гусев, Клещенко и Усков. На всякий случай мы прошлись по блоку и башне. Кажется, все в порядке!

По сигналу Саковского мы вышли на улицу и ожидали начальство у входа в блок. Подошли Вержбицкий и Кудрявцев. Клещенко отдал рапорт, а мы с Усковым представились новому командиру.

— Ну, что же, лейтенант, — обратился ко мне Вержбицкий, — показывайте ваше хозяйство.

Батарея находилась в готовности № 3 — на боевых постах дежурили только вахтенные матросы, Часть личного состава еще отдыхала после ночного дежурства,. а часть вместе с рабочими трудилась над внутренней отделкой блока: красили стены масляной краской, застилали полы в жилых кубриках линолеумом, а на новом камбузе, в операционной и в помещении душевой метлахской плиткой.

Вержбицкий прошелся по помещениям блока, заглянул на электростанцию, в жилые помещения, поговорил кое с кем из матросов и рабочих и приказал мне объявить боевую тревогу.

Как всегда, люди собрались быстро, проверили работу механизмов и доложили о готовности к бою. По приказанию командира я провел частное боевое учение. Все прошло, кажется, хорошо. Командир проверил знание боевых инструкций и материальной части у некоторых матросов боевого отделения и подошел к командиру второго орудия сержанту Морякину. Остановившись, он внимательно посмотрел на сержанта и радостно воскликнул:

— Морякин, здравствуйте! — И совершенно неожиданно для присутствующих обнял и поцеловал его.

Оказалось, он помнил его по совместной службе на кронштадтском форту. Эта сцена произвела большое впечатление на личный состав башенной батареи, а распространившись по всем подразделениям, и на весь гарнизон, весьма выгодное для нового командира.

Приняв Ивана Гавриловича Февралева за штатного старшину, Вержбицкий сделал ему замечание за нарушение формы одежды (ни нашивок на рукавах кителя, ни «краба» на фуражке) и пытался проверить его знания. Но Клещенко, вмешавшись в разговор, разъяснил, что это мастер ленинградского завода-поставщика, временно допущенный к исполнению обязанностей старшины башни.

— Ну, тогда, пожалуй, можно его и не проверять, конечно если он не претендует на звание кандидата технических наук, — пошутил капитан.

Уходя, он похвалил порядок на башне. Попутно капитан зашел в хирургическое отделение лазарета. Начальник отделения пожаловался, что работать трудно, мала душевая: трудно мыть больных, в операционной мало света и, главное, нет опытной операционной сестры, а готовить человека заново времени нет. Вержбицкий обещал помочь.

Позднее я узнал, что новый командир дивизиона остался доволен не только первой башней, но и всей батареей. В заключительной беседе с Клещенко и Усковым он выразил удовлетворение хорошей подготовкой .людей и четкой организацией боевой службы. Уходя с командного пункта батареи, Вержбицкий приказал Клещенко подумать и вечером доложить свои соображения относительно размещения в блоке управления и командного пункта дивизиона.

В своей записной книжке Вержбицкий отметил: «К башенной батарее претензий нет. Коллектив здоров, боеспособен и слажен, эти не подведут ни в труде, ни в бою».

В тот день исполнилось всего две недели со дня отстрела батареи.

От нас Вержбицкий отправился к Сырме, на зенитную батарею. Идти было далековато. Фашисты по обыкновению изредка постреливали. Снаряды рвались в разных концах острова. Мы к поведению врага уже успели привыкнуть. Теперь люди интересовались, как поведет себя под огнем новый командир.

Гусев продолжал заниматься с Усковым, а потому остался на нашей батарее. Вержбицкий пошел один. Понимая, что за ним наблюдают, он шел не спеша, как бы изучая территорию острова. Это понравилось людям — не трус.

На батарее Сырмы произошел неожиданный инцидент. В отличие от береговых, зенитная батарея была обнесена колючей проволокой. При входе стоял грибок и под ним часовой. Он-то и задержал Вержбицкого, несмотря на его заверения, что он начальник гарнизона. Немного задержался с выходом к часовому и командир батареи, что тоже не очень понравилось капитану.

— Командир 509-й отдельной зенитной батареи старший лейтенант Сырма! — представился командир новому начальнику.

Но первое впечатление быстро рассеялось — на батарее был полный порядок. Позиция оборудована грамотно. Около орудий, дальномера и приборов управления находились отдельные землянки для личного состава. Матросы выглядели бодрыми и подтянутыми. На счету батареи насчитывалось уже три сбитых самолета. В общем, хорошая батарея! Правда, как и на 90-й, жидковаты перекрытия землянок и укрытий для боеприпасов и тягачей. «Надо усилить», — отметил он в своей записной книжке.

На обратном пути Вержбицкий зашел в управление строительства. В хорошо оборудованной и просторной землянке помещалось все строительное начальство: Сошнев со Слезингером и специалисты Майоров, Коршунов, Соболев, Липшиц и другие. Во время прихода коменданта они обсуждали вопрос об усилении противодесантной обороны побережья острова. Дело в том, что после окончания основных строительных работ Цепенюк приказал начальнику строительства продумать вопрос об усилении оборонительных сооружений на побережье — окопов, ходов сообщения, дзотов и дотов.

Войдя в землянку, Вержбицкий спросил:

— Чем занимаетесь?

Начальник строительства доложил о задании Цепенюка и своих соображениях.

Выслушав Сошнева, Вержбицкий так же кратко информировал присутствующих о решении генерала С. Кабанова, согласованном с начальником строительного управления флота, временно оставить управление строительства и подчиненные ему подразделения в распоряжении коменданта острова с возложением на них противодесантной обороны побережья.

— Приказ об этом вы получите в ближайшие дни. А сейчас я прошу вас произвести тщательную рекогносцировку побережья, имеющихся сооружений полевой фортификации и к исходу дня 16 сентября подробно доложить мне ваши соображения об организации обороны побережья острова и усилении оборонительных сооружений.

Наряду с этим Вержбицкий просил продумать как помочь Панову и Сырме усилить перекрытия землянок от прямого попадания крупных снарядов. Сошнев охотно принял и это задание.

От строителей командир позвонил оперативному дежурному и попросил связать его с Гусевым. Батальонный комиссар предложил собрать после ужина на первой башне рабочих-монтажников ленинградских заводов.

— Надо поговорить с ними по душам, а то скучают люди по своему делу, — сказал он командиру.

Собрались в тамбуре первой башни. Пришли все шестьдесят два человека во главе с Белозеровым. В сторонке пристроились Клещенко, Усков, Володин и я, друзья и соратники ленинградцев. В кольцевом коридоре столпились свободные от вахты матросы и младшие командиры.

Разговор начал Вержбицкий. Он сказал:

— Командир военно-морской базы Ханко генерал Кабанов поручил мне информировать вас, что сейчас нет возможности возвратиться в Ленинград. Поэтому нам с вами надо решить, что будем делать дальше. Обстановку на острове вы знаете лучше меня. Людей не хватает. Мы можем предложить вам сменить на время квалификацию и встать на боевые посты, на уже не в качестве дублеров, а на места боевых номеров. Как только появится возможность, мы отправим вас в Ленинград.

После Вержбицкого слово взял Белозеров:

— Фактически мы уже наполовину бойцы. Стать полностью бойцами нам мешала надежда на скорую эвакуацию. Поскольку этой надежды нет, то призываю своих товарищей согласиться с предложением командира.

Народ переглядывался, поеживался... Разрядил обстановку слесарь-монтажник крупнейшего ленинградского завода Ларичев, мужчина лет тридцати, украшенный пышной русой бородой.

— Чего вы жметесь, как девки на посиделках? начал он весело. — Дело ясное, раз нельзя возвратиться в Ленинград и бить врага на заводе, надо бить его здесь. Что же мы так и будем сидеть как курица на яйцах? Вернемся в Ленинград, нас наши же товарищи засмеют. Надо становиться к механизмам, а матросов освобождать для других дел. Что касается меня, то я неплохо знаю «максимку», на военной службе был командиром расчета, а поэтому прошу: пошлите меня пулеметчиком на оборону берега.

Тут всех, что называется, прорвало. Поднялся Кукайло и дал свое согласие воевать по специальности. Февралев заявил, что он уже нашел себе место.

Последним выступил Гусев. Он поблагодарил рабочих за правильное решение.

— Мы иного от вас и не ожидали, — сказал он.— Ленинградцы революцию совершили, так чего же удивительного в том, что они ее будут и защищать! Кого и куда определить, пусть решают Клещенко и Белозеров. Я надеюсь, вы им доверяете? Обмундирование мы для вас поищем. Ну, а если не найдем, не обижайтесь! Сами понимаете обстановку — базы далеко и привезти сюда все, что надо, не так просто.

Так рабочие ленинградских заводов решили стать добровольцами Военно-Морского флота, хотя все они имели бронь, освобождавшую их от призыва в вооруженные силы во время войны.

А матросы с разрешения командиров решили другую проблему. Как только стало известно, кто и где остается, товарищи тут же забирали его к себе, прикидывали рост новобранца, трясли свои запасы обмундирования и одевали добровольцев в военно-морскую форму.

Вопрос об использовании П. П. Белозерова некоторое время оставался открытым. Он жил у меня на башне и помогал нам в освоении новой боевой техники. Но вскоре на очередном отчетно-выборном собрании его избрали секретарем партийной организации дивизиона и он ушел с башни.

В конце первого дня пребывания на Осмуссааре Вержбицкий, Гусев и Кудрявцев, собравшись в комнате оперативного дежурного, подвели предварительные итоги. Все трое пришли к единодушному мнению, что батареи боеспособны, материальная часть в порядке, народ подготовлен вполне удовлетворительно и уже проверен в боях, а включение в башенные расчеты специалистов-монтажников еще больше повысит их боеспособность. Артиллерийский огонь способен уничтожить любой десант врага, в случае своевременного его обнаружения. Но вот снарядов маловато. К тому же оборона побережья решена трафаретно — имеются лишь стрелковые окопы неполного профиля. Автоматического оружия, станковых и ручных пулеметов почти нет.

— Теперь главное — всеми имеющимися силами решить задачу противодесантной обороны, а с остальным мы справимся, — подвел итоги новый начальник гарнизона.

Распределили обязанности на ближайшие дни. Гусев взял на себя подготовку собрания личного состава роты строителей, Кудрявцев — руководство боевой деятельностью дивизиона, передислокацию командного пункта; Вержбицкий с Сошневым — рекогносцировку и подготовку решения по инженерному обеспечению противодесантной обороны побережья.

Следующее утро Вержбицкий встретил снова на маяке. Он поговорил с дежурным бойцом и командиром поста службы наблюдения и связи. Они показали ему места, где проходят фарватеры, где и каковы прибрежные глубины. Наиболее интересное командир отмечал на схеме острова и прибрежного района. Спустившись с маяка, Вержбицкий и командир поста не спеша пошли по берегу. Вскоре,к ним присоединились бывшие руководители строительства военинженеры Сошнев и Слезингер. Все вместе стали определять десантно-опасные направления, места предполагаемого размещения людей, предварительно намечать систему ружейно-пулеметного огня и различного рода заграждений.

А капитан Кудрявцев в то время подсчитывал людские резервы. Их набралось почти триста тридцать человек — целый батальон! Хуже дело с автоматическим оружием: имелось всего шестнадцать ручных, три станковых, два счетверенных зенитных и один неведомо как оказавшийся на острове авиационный пулемет. Надо срочно просить у командира базы хотя бы десяток станковых пулеметов.

Вечером Сошнев доложил Вержбицкому, что строительных материалов хватит на оборудование землянок, сооружение дзотов по всему периметру острова и что строители готовы начать фортификационные работы.

Прошел еще один день. Штаб дивизиона перебазировался в блок башенной батареи и занял почти весь второй этаж. Клещенко и Усков с трудом отстояли в этом этаже один кубрик для себя и один для радиостанции, принимавшей сводки Совинформбюро.

Капитан Вержбицкий решил сохранить сложившуюся организацию обороны .побережья острова — три района: западный, северо-восточный и южный и соответственно сформировать батальон трехротного состава, с небольшой маневренной группой в качестве резерва начальника гарнизона.

О своем решении Вержбицкий рассказал узкому совещанию командного состава. Присутствовавшие Гусев, Кудрявцев, Давыдов, Клещенко, Усков, Панов, Сырма, Сошнев и Слезингер поддержали его.

Одобренное совещанием решение командира, основные соображения по инженерному обеспечению противодесантной обороны побережья были представлены на
утверждение генералу Кабанову вместе с заявкой на потребное вооружение, технику и боеприпасы.

4. «КОММУНИСТЫ И КОМСОМОЛЬЦЫ, ЗА МНОЙ!»

— Товарищ капитан, распоряжение от генерала Кабанова, — доложил Вержбицкому начальник штаба .дивизиона Кудрявцев.

— Давайте!

— Никита Федорович! — обратился командир к комиссару Гусеву, — генерал утвердил план противодесантной обороны. Читайте. Кроме того, он обещает необходимое нам оружие, боеприпасы, прожектор, взрывчатку и прочее выслать в ближайшие дни. Надо теперь быстро организовать людей на претворение плана в жизнь.

— Вообще-то, — усмехнулся комиссар, — мы уже начали выполнять его.

— Мы провели пока только подготовительные мероприятия, — уточнил капитан Кудрявцев. — Когда прикажете собрать командиров и политработников за получением боевого задания?

— Я думаю, часа через два.

Комиссар кивнул в знак согласия.

Совещание было предельно кратким.

Конец дня и ночь ушли на организацию работ по всем трем ротным участкам противодесантной обороны и утром бойцы батальона приступили к строительству дзотов, стрелковых окопов полного профиля и импровизированных инженерных заграждений.

Но фашисты часто нарушали установленный распорядок дня и мешали нам выполнять строительную программу. На рассвете 21 сентября батареи врага обрушили на остров шквал огня, нацеливая его, главным образом, на командный пункт и башни 314-й батареи. Судя по плотности огня, стреляли одновременно не менее шести батарей. Наши специалисты в тот день впервые обнаружили осколки снарядов 205-мм калибра, выпущенных, по их мнению, вражеской стационарной береговой батареей.

Вскоре после начала обстрела мы увидели вдали конвой судов фашистов, двигавшийся к островам Вормси и Хийумаа. В его составе насчитывалось пять транспортов, тральщики и катера сопровождения.

В то время шли ожесточенные бои на Сааремаа, где врагу 14 сентября удалось высадиться на остров и, постепенно накапливая живую силу и технику, продвигаться вперед. Гарнизон Хийумаа, куда мы помешали. фашистам высадить десант 13 сентября, по мере возможности поддерживал своего соседа на Сааремаа артиллерийским огнем.

Обнаруженный нами новый конвой предназначался, видимо, для высадки десанта на Хийумаа. Клещенко открыл огонь по головному транспорту и нанес ему повреждения. Раньше, чем вражеские дымзавесчики успели закрыть все корабли конвоя, батарея повредила еще один транспорт и перешла на обстрел площади, в районе которой скрылись в дыму фашистские корабли и суда.

И на этот раз противник вынужден был отказаться от высадки десанта на Хийумаа с северного направления

Во время боя врагу удалось перебить одну из опор, поддерживавших рубку управления огнем башенной батареи, но это существенного влияния на ход боя не оказало. Вышка продолжала возвышаться над островом на оставшихся трех опорах и обеспечивать управление огнем. Повреждение заметили лишь после окончания стрельбы. Были прямые попадания и в башни, но они лишь несколько нарушили маскировку наших объектов. Один из вражеских снарядов разорвался на лестнице первой башни и причинил нам немало хлопот. Взрывная волна, не повредив почему-то деревянную дверь на лестничной площадке, плотно заклинила металлическую дверь башенного блока. После отбоя мы попытались открыть ее, но безрезультатно, несмотря на все усилия пяти человек. Доложив Клещенко о случившемся, я попросил у него разрешения использовать в качестве тарана шестипудовый учебный снаряд. Он согласился, пообещав прислать людей для осмотра двери снаружи и оказания нам помощи. Немало пришлось потрудиться, прежде чем дверь открылась.

В ночь с 21 на 22 сентября мы ожидали прибытия транспорта с Ханко, на котором шли к нам обещанные генералом С. Кабановым прожектор, взрывчатка, мины и взрыватели к ним, боеприпасы и немного автоматического оружия. Приход транспорта ожидался ночью, поэтому разгрузить его наметили на южном пирсе. Туда заблаговременно и послали матросов и младших командиров.

Все было готово к приему гостей и груза. Даже командир дивизиона вышел к пирсу. Но транспорт появился у острова только на рассвете.

Если бы Вержбицкий заранее знал о задержке в пути транспорта «Вохи», он направил бы его к впадине у маяка, где стоял катер «КМ» и где не так давно разгружались баржи с тяжеловесными деталями башенной батареи. Там глубина у берега достигала шести метров и район закрывался от наблюдения противника рощицей. Южный же пирс находился на виду у фашистов.

Встревоженный опозданием транспорта, капитан Вержбицкий связался по телефону с начальником химической службы и приказал ему немедленно явиться в район пирса с людьми и средствами дымомаскировки. Вскоре Кайк докладывал командиру:

— Группа химзащиты прибыла в ваше распоряжение!

— Закрыть дымом транспорт и пирс! — приказал ему командир.

Но фашисты уже обнаружили «Вохи» и открыли по нему стрельбу. Один из снарядов попал в судно. Начался пожар.

Наши батареи открыли ответный огонь. Горевший транспорт медленно приближался к пирсу, прикрытому плотной дымзавесой. Гитлеровцы продолжали обстрел. Снаряды рвались на всей территории пирса. Люди прижались к земле. Все ясно представляли опасность сложившегося положения.

«Не разгружать, — думал Вержбицкий, — значит наверняка погубить команду судна, оружие, взрывчатку, боеприпасы, прожектор, которые собирали на Ханко по крохам из своих не очень-то богатых запасов. Нет, нельзя!» И командир принял решение. Поднявшись во весь рост, он скомандовал:

— Коммунисты и комсомольцы, за мной! — и, не оглядываясь, побежал к транспорту.

За ним поднялись все выделенные на разгрузку матросы и младшие командиры — коммунисты, комсомольцы и беспартийные. Обгоняя командира, они бросились к «Вохи», приняли швартовы и взошли на горевшее судно. Некоторые из них падали, сраженные осколками вражеских снарядов, но это никого не остановило. Боевой подъем охватил всех, кто бежал за Вержбицким, — тот подъем, что бросает людей в атаку, поднимает на подвиги, делает героями.

Когда матросы подбежали к судну, к ним из дыма вышла невысокая, стройная девушка с санитарной сумкой через плечо и чуть дрожащим голосом спросила:

— Скажите, где можно развернуть пункт первой помощи?

Ее отправили в близлежащий, недавно построенный дзот.

Первым ее клиентом оказался командир дивизиона капитан Вержбицкий, легко раненный в ногу во время перебежки к судну. Командование разгрузкой транспорта он возложил на командира взвода управления башенной батареи младшего лейтенанта Нестеренко, проявившего в сложившихся условиях необычайное спокойствие и распорядительность.

В то же время некоторые матросы из команды «Вохи» смалодушничали. Прикрывшись дымзавесой, они попытались сбежать с судна на остров, ища спасения от неминуемой, как им казалось, смерти. Но спокойный и властный голос командира вернул всех на свои места. Основной же состав команды во главе с командиром и пожилым механиком-эстонцем, под руководством сопровождавшего груз военного интенданта 3 ранга П. М. Гарцева продолжал тушить пожар.

Разгрузка шла быстро. Мелкий груз (снаряды, взрывчатку) подавали из трюма по живой цепочке людей и складывали у основания пирса. Последними сгрузили прожектор и прожекторную машину. Сначала подняли стрелой фонарь прожектора и, поддерживая со всех сторон, аккуратно опустили на пирс и тут же откатили в сторону. А прожекторну|о машину, весившую свыше трех тонн, стрела поднять не смогла, и ее решили просто сбросить с борта на пирс. Все обошлось благополучно. Весь груз был спасен.

Между тем пожар на судне разгорался все сильнее. Отчаянные усилия команды сбить огонь не помогали. Вержбицкий видел, что судно не спасти. Он приказал командиру «Вохи» и команде сойти на берег и оттолкнуть транспорт от пирса. И тот, покачиваясь на волнах, объятый пламенем, медленно отошел от пирса .Ветер развернул его боком и он поплыл в сторону материка. «Вохи» затонул метрах в пятистах от острова.

Во время разгрузки погибли шесть человек, среди них командир орудия первой башни, комсорг башенной батареи, младший сержант Иван Андреевич Бабарыкин, наводчик той же башни старший матрос Кошелев и матрос второй башни Владимир Новиков. Все были отличными артиллеристами и отважными воинами. Три матроса получили тяжелые ранения.

После отбоя, сидя в своем кубрике, я тяжело переживал гибель двух моих верных помощников и вдруг слышу женский голос, повторивший несколько раз:

— Пожалуйста, осторожнее!

Откуда на острове, а тем более в блоке могла оказаться женщина? Но тут слышу привычный голос Валериана Ивановича, нашего хирурга:

— Прошу сюда, в операционную.

Выхожу в коридор. Оказывается, привезли трех тяжело раненных матросов. Их сопровождала невысокая .девушка в форме лейтенанта медицинской службы.

— Это медицинская сестра в хирургическое отделение, — доложил дежурный по блоку. — Прибыла с Ханко.

О гибели Бабарыкина и Кошелева я узнал всего несколько минут назад и никак не мог привыкнуть к мысли, что их уже нет с нами. Молодые, жизнерадостные, они ушли ночью на пирс... и не вернулись. Меня всегда восхищала четкость и исполнительность комсорга. Почти во всех случаях, когда надо было посылать людей на важное и ответственное задание, я направлял либо Бабарыкина, либо старшину Кузнецова. Ряды моих лучших и старых соратников еще по финской войне редели...

Но жизнь шла своим чередом, обстановка требовала предельной четкости в организации боевой службы.

— Вызовите ко мне матроса Василевского! — приказал я дежурному.

— В связи с героической гибелью младшего сержанта Бабарыкина назначаю вас временно командиром первого орудия, — объявил я матросу, бывшему монтажнику и нашему учителю, мастеру одного из ленинградских заводов Николаю Васильевичу Василевскому.

Командование утвердило мое представление и присвоило новому командиру орудия воинское звание младший сержант».

С прибытием Вержбицкого вскоре завершилась организация сил для обороны побережья. Западный участок обороняла первая рота под командованием инженер- лейтенанта Липшица, центральный — вторая рота под командованием бывшего командира инженерной роты старшего лейтенанта Ненаева и восточный участок- третья рота под командованием лейтенанта Караева. В итоге получилось неплохо: противодесантная оборона побережья приобрела постоянные кадры, ответственное командование, четко выраженную задачу и подлинную воинскую организованность.

Одновременно уточнялась и система инженерного обеспечения обороны побережья. Устойчивость ее обеспечивалась средствами полевой фортификации: оборудованием окопов полного профиля по всему периметру острова; строительством дерево-земляных и дерево-бетонных огневых точек для пулеметных расчетов и полузакрытых позиций для орудий прямой наводки малого калибра. Ружейно-пулеметный огонь на важнейших направлениях усиливался управляемыми фугасами и батареями камнеметов. Районы вероятной высадки, кроме того, перекатывались проволочными, минными и боковыми заграждениями. Расселение всего личного состава батальона планировалось в заглубленных дерево-бетонных землянках и блиндажах.

Размах плана и ограниченность материальных ресурсов открывали широчайшие перспективы для творческих поисков нашим изобретателям и умельцам. Мы имели в наличии всего лишь пятьсот мин, а требовалось минимум две тысячи штук. Надо было искать, из чего и как делать мины, из чего и как делать взрыватели к ним? Мы имели чуть больше тонны взрывчатки, а требовалось, по крайней мере, в три раза больше. Надо было искать запасы неучтенной взрывчатки. Мы не имели колючей проволоки для заграждений и надо было найти полноценный заменитель.

В гарнизоне объявили всеобщий поход «за тем, чего не хватает, и возглавил его один из самых беспокойных людей на острове сержант Георгий Антонович Вдовинский. И подтвердились слова известной песни Дунаевского: «Кто ищет, тот всегда найдет». Зенитчики нашли у себя около двух тысяч 37-мм снарядов, присланных на остров в связи с предполагавшейся установкой орудий этого калибра, но не прибывших. Это две тысячи готовых мин, только требовалось переделать немного взрыватели. Штормом выбросило на берег две морских мины. Матрос Голубев, бывший минер, разобрал их и выбрал оттуда взрывчатку для камнеметов и фугасов. Не разорвалась вражеская авиабомба, и приборист зенитной батареи Феоктистов, аккуратно удалив взрыватель, пополнил запасы той же взрывчатки. Начальник штаба батальона Борис Слезингер сконструировал хитроумное заграждение из арматурного железа, преодолеть которое было труднее, чем заграждение из обычной колючей проволоки. Николай Соболев предложил использовать сварочные трансформаторы для электрификации заграждения Слезингера.

В поисках участвовали все инженеры и матросы, солдаты и офицеры. Все хотели, чтобы Осмуссаар стал неприступным. Днем на берегу, часто под вражеским огнем, копали, строили, ставили мины, проводили связь. А вечером в мастерских делали управляемые фугасы из чугунных водопроводных труб, готовили заряды для камнеметов, переделывали взрыватели снарядов на взрыватели мин, пилили, строгали, сверлили, нарезали, одним словом, делали то, чего не хватало.

А фашисты изо дня в день били по острову. Особенное внимание вражеских артиллеристов привлекали дальномерная вышка башенной и огневая позиция зенитной батарей. Тысячи снарядов выпустили гитлеровцы по вышке 314-й батареи. Им очень хотелось ослепить остров и вывести из строя наш замечательный дальномер, обеспечивавший стрельбу на многие десятки километров. Но, несмотря на усилия врага, работа дальномерщиков не прекращалась ни на минуту. Они находились на особом положении. Мы по сигналу боевой тревоги уходили под землю, за броневую сталь или непробиваемую толщу бетона, а дальномерщики покидали укрытия, выходили на площадку, защищенную только оградой из металлических прутьев и вступали в открытое единоборство с врагом.

Нелегкое дело стоять на виду, сознавая, что именно в тебя целит враг, слышать рядом разрывы снарядов, визг разлетающихся осколков, несущих смерть и увечья. Но у дальномерщиков нет времени думать о страхе, нужно все видеть, обо всем доложить, даже о разорвавшемся по соседству снаряде. И надо отдать должное: когда от разрывов содрогалась вышка, дальномерщики не допускали брака в работе. Донесения Галайды, Семенова, Андронова и их товарищей всегда были исчерпывающе ясными и предельно точными.

После случая с повреждением опоры к вышке подвезли подогнанные по высоте бревна на случай повторения подобной ситуации. И такие случаи действительно повторились. Тогда по докладу дальномерщиков старшина взвода управления Павел Николаевич Пяткин выводил людей из блока командного пункта, подставлял бревна к перебитой опоре и вышка-инвалид продолжала нести службу, опираясь на деревянный протез, А после боя проводилась несложная «хирургическая операция» — расчищалось место повреждения, подводилась опалубка и «раны» заливались бетоном.

Не меньше снарядов фашисты послали и на огневую позицию зенитной батареи. Не всегда стрельба врага была безрезультатной. Случалось, что прямыми попаданиями разрушались дворики, осколками повреждались орудия, приборы, поражались люди. Но отличные специалисты — старшина группы комендоров Шевченко и командир отделения прибористов Лялечкин немедленно устраняли повреждения и не было случая, чтобы наши зенитчики не открыли огня при появлении фашистских самолетов над островом.

Мы, артиллеристы-башенники, тоже не сидели без дела. 29 сентября враг предпринял третью попытку прорваться к Хийумаа. На этот раз в обеспечении прорыва участвовали не только береговые батареи фашистов, но и авиация. Стремясь, как видно, подавить наши батареи, враг открыл огонь задолго до обнаружения нами каравана. Основным объектом обстрела по-прежнему являлась наша батарея. Но в отличие от прошлых налетов, гитлеровцы подняли в воздух самолет-корректировщик, который летал по эллипсу несколько южнее Осмуссаара, не входя в зону огня наших зенитчиков. Изменил враг и тактику огневого воздействия на наши объекты: он наносил последовательные, сосредоточенные и мощные удары по отдельным объектам, не разбрасываясь. Начал он с обстрела первой башни. По подсчету наблюдателей, фашисты выпустили за десять минут шестьсот пятьдесят снарядов, а всего артиллерийский налет продолжался тридцать минут. Пристрелка с корректировщиком заметно повысила результативность. Были и прямые попадания в башню и блок, не причинившие, к счастью, нам серьезных неприятностей, но полностью уничтожившие нашу маскировку. Один из снарядов перебил 32-парный кабель, по которому осуществлялась связь управления и наводка систем. Необходимо было срочно ликвидировать повреждение, так как стрельба башни по морской цели без приборов центральной наводки, даже на средних дистанциях, малоэффективна и возможна лишь на малых дистанциях. А морские цели должны были появиться с минуты на минуту.

Кому же поручить исправление повреждения? Конечно, лучше и быстрее других могли выполнить эту опасную работу высококвалифицированные специалисты, монтировавшие систему управления, — мастера ленинградских заводов. Вызвал к себе старшего матроса Кононова. Он появился мгновенно.

— Возьмите с собой матроса Кузнецова и немедленно восстановите кабель, — приказал я.

— Есть, восстановить кабель! — повторил Кононов, неловко приложив руку к головному убору.

Зная, что район башни подвергается сильному артиллерийскому обстрелу, Кононов попросил разрешения взять палатку, «чтобы не так страшно было работать».

И вот два человека мирной профессии, монтажники одного из ленинградских заводов, в силу особых условий ставшие военными моряками, во исполнение приказа командира вышли из подземного блока под губительный шквал вражеского артогня. На трассе кабеля, закопанного на восемьдесят сантиметров, в пятидесяти метрах от башни они нашли воронку от разрыва снаряда, обнаружили концы перебитого кабеля и приступили к ювелирной работе по сращиванию проводов. А чтобы не видеть бушевавшего артогня фашистов, над воронкой растянули взятую с собой палатку, хотя прекрасно понимали, что тонкая ткань не предохранит их от поражения. Работа предстояла кропотливая и ответственная. Надо было дважды зачистить концы 64 проводов, произвести двойную пайку концов, строго следя за тем, чтобы не перепутать их (по окраске) ошибка свела бы на нет всю работу. После пайки необходимо было наложить две муфты и произвести гидроизоляцию стыков... А кругом рвались снаряды, со свистом разлетались осколки.

Замечательные мастера отлично справились с заданием. Через полтора часа, буквально за несколько минут до появления вражеского каравана, прямая связь башни с командным пунктом командира была восстановлена.

До начала стрельбы по морской цели Кононов и Кузнецов успели еще проверить работу приборов и доложить мне:

— Приборы управления к бою готовы!

Я вздохнул с облегчением. Батарея была готова к стрельбе полностью.

До обнаружения кораблей противника Сырме удалось подловить самолет-корректировщик, который, видимо, увлекся и на мгновение забыл о существовании на острове зенитной батареи. Этого только и ждали зенитчики: послышалась частная дробь батарейных залпов, и самолет рухнул в залив западнее маяка, где-то в районе банки Оденсхольм. Антонов с величайшим удовольствием вписал в тетрадь-журнал боевых действий батареи: «Сбит самолет-корректировщик, четвертый на счету батареи самолет противника».

Вскоре дальномерщики обнаружили караван в составе четырех транспортов, шедших курсом на юго-восток, к Хийумаа.

Последовали команды:

— К бою! По головному транспорту! Фугасным зарядить!

И снаряды пошли вдогонку врагу.

Вместе с нами по каравану стреляла и батарея Панова.

Не помогли фашистам ни артиллерийская подготовка, ни самолет-корректировщик. И на этот раз вражеским судам не удалось прорваться к Моонзундским островам.

К началу октября новая организация обороны острова уже стала делом привычным. Освоились со своим положением и наши ленинградские друзья, по велению сердца добровольно ставшие командирами и бойцами в оборонявшемся гарнизоне Осмуссаара. Нелегко им было, особенно в первое время, привыкнуть к строгой воинской дисциплине, к высокой воинской требовательности. Но, к чести ленинградцев, они быстро научились быть по-военному требовательными и исполнительными. Что касается использования боевой техники, то тут они были виртуозами и наши матросы сравняться с ними не могли.

На блоке все шло нормально. Небольшой переполох в связи с появлением у нас единственной на острове женщины-офицера, медицинской сестры Надежды Ивашевой, тоже закончился благополучно. Первую ночь она провела у операционного стола. Доктор Валериан Иванович Ошкадеров пытался решить со мной вопрос о ее размещении, но мне в тот день было некогда и я пообещал сделать это «потом».

Утром, поднявшись наверх после ночной вахты, я глазам своим не верил — на, маскировочных сетках, прикрывавших башню и тела орудий, висели какие-то белые тряпки, нарушавшие всякую маскировку. Я вспылил. Кто это додумался до такого!? Выяснилось — медицинская сестра. Я вызвал ее к себе.

— Вы что с ума сошли, на пушках портянки развесили!

А она спокойно подняла на меня глаза, улыбнулась и тихим голосом ответила:

— Так это же не портянки, товарищ лейтенант, это бинты и операционные салфетки.

— Убрать и дальше сушить эту дрянь в лесу за башней! — приказал я.

— Есть убрать и дальше сушить эту дрянь в лесу за башней! — четко повторила она. А в глазах смех, видно поняла... Больше она бинты на пушках не сушила.

Глядя на ее улыбку, подумал: «Не дело девушке жить на блоке среди полутора сот молодых мужчин». Доложил Клещенко свои соображения. Он успокоил меня:

— Надя будет жить в блоке командного пункта.

Наладилась жизнь людей, оборонявших побережье. Почти все обосновались в добротных блиндажах и успели уже втянуться в нелегкую береговую службу. Улучшились дела и у Сырмы с Пановым. Сошнев выполнил данное командиру обещание помочь усилить защиту жилых землянок. Сделал он это просто: затащил трактором на землянки бронированные плиты, имевшиеся на острове, и сделал жилье бойцов неуязвимым не только для 100 мм, но и для 170 мм снарядов.

Хуже получилось с прожекторной установкой, прибывшей к нам на транспорте «Вохи». Близость врага и необходимость освещения различных участков акватории не позволяли нам использовать ее с одной постоянной позиции. Посветит минуту — и полный вперед на новую позицию. Через две-три минуты фашисты уже обстреливали место, где только что стоял прожектор. А он в это время на другой позиции ждал прекращения огня. А потом все начиналось сначала.

Но недолго прожектористы мотали нервы себе и фашистам. В начале октября, после очередного рейда, заглох мотор автомашины, враг накрыл установку, вывел из строя прожектор и обслуживавшую команду. И снова наши наблюдатели на берегу ночью больше слушали, чем смотрели...

В это время завершались ожесточенные бои на Сааремаа. Используя превосходство в живой силе и технике, гитлеровцам удалось ценой огромных потерь захватить почти всю территорию острова. Продолжали сопротивляться лишь отдельные узлы обороны, прикрывавшие эвакуацию частей островного гарнизона. У врага появилась возможность использовать свои силы против нашего соседа — острова Хийумаа.

12 октября служба наблюдения на Хийумаа обнаружила в районе острова Вормси скопление войск, десантно-высадочных средств и боевой техники фашистов, предназначенных, по предположению коменданта острова полковника Константинова А. С., для высадки морского десанта. Позднее мы узнали, что на этот день командование немецко-фашистских войск планировало начало решительных действий по захвату Хийумаа. Вражеские войска при поддержке артиллерии и авиации пытались высадиться значительными силами в пяти пунктах южного побережья острова. Однако зацепиться за берег им удалось только в одном месте, а в остальных защитники острова отбили атаки десантников с большими для них потерями в живой силе и технике. Видимо, войска и десантно-высадочные средства на Вормси предназначались для удара по Хийумаа с нового, северо-восточного направления.

Полковник А. С. Константинов вызвал по квадрату сосредоточения вражеских войск огонь нашей 314-й батареи. Командир батареи капитан Клещенко и его помощник старший лейтенант Кривуша с особой тщательностью произвели расчет исходных данных и обнаружили, что район цели находится на пределе дальности стрельбы. Клещенко вызвал меня и Володина к аппарату.

— Надо срочно повысить температуру зарядов до 25 градусов. Как это сделать? — спросил он нас.

Дело в том, что в зарядных погребах поддерживалась постоянная температура 10 градусов тепла. За счет искусственного повышения температуры зарядов требовалось получить дополнительные метры дальности, необходимые для обстрела заданной площади. Это было чревато опасными последствиями, но обстановка диктовала, и командир батареи капитан Клещенко пошел на риск. Мы перенесли заряды в самое горячее на блоке бойлерное отделение, и открыли крышки пеналов.

— Есть температура зарядов двадцать пять градусов! — почти одновременно доложили мы капитану.

Стрельба прошла удачно. Мощные разрывы снарядов уничтожили или привели в негодность хрупкие корпуса мотокатеров и баркасов, подготовленных для высадки десанта, рассеяли и частично уничтожили подготовленные к десантированию войска.

Комендант острова Хийумаа объявил личному составу 314-й батареи благодарность за отличную стрельбу.

Артиллеристы Осмуссаара снова, уже в четвертый раз, совместно с гарнизоном острова помешали немецко-фашистскому командованию осуществить высадку десанта на Хийумаа с северного направления.

Наша успешная стрельба по Вормси послужила сигналом к началу нового ожесточенного обстрела врагом территории Осмуссаара и особенно зенитной батареи. Тысячи снарядов выпустили в тот день фашисты по острову, и добрая половина из них предназначалась для уничтожения батареи Сырмы.

Мы сделали свое дело и ушли в безопасное подземное укрытие. А зенитчикам уйти нельзя. Правда, часть личного состава укрылась в землянках, но наблюдатели-дальномерщики и прибористы остались на месте, они ждали налета вражеской авиации. Снаряды рвались на огневой позиции, выводили из строя приборы, механизмы, калечили людей. Один из снарядов разорвался прямо в орудийном дворике. Осколки вывели из строя орудие, легко ранили наблюдателя матроса Бодрова и повредили гильзы приготовленных к стрельбе снарядов. В некоторых из них загорелся порох, каждую секунду мог прогреметь взрыв, от которого могли сдетонировать боеприпасы, хранившиеся в нишах дворика, и тогда — прощай батарея! Раненый Бодров собрал силы, бросился к загоревшему боезапасу и начал выбрасывать гильзы одну за другой за бруствер. Он не думал о смертельной опасности, которой подвергался сам, для него главным было спасти батарею! Прибежавшие старшина Шевченко и матрос Алексеев помогли товарищу и, закончив работу, снова ушли в укрытие. Обеспокоенные отсутствием Бодрова, они вернулись во дворик, но своего товарища не обнаружили, Оказалось, что Виктор Бодров, на мгновение задержавшийся у орудия после ухода своих товарищей, был буквально уничтожен прямым попаданием вражеского снаряда.

И на этот раз врагу не удалось подавить батарею героев-зенитчиков. Через три часа после невиданного по силе огневого налета командир батареи Сырма уже докладывал оперативному дежурному:

— 509-я батарея к бою готова!

Расчет батареи под руководством командира и комиссара и таких замечательных специалистов как старшина Шевченко, сержанты Лялечкин и Горячев, за это время устранил повреждения, полученные в бою, и привел батарею в порядок.

20 октября фашисты нанесли по зенитной батарее новый, не менее сокрушительный удар, в результате которого оказался разбитым дальномер и тяжело ранены два дальномерщика. Восстановить разбитый прибор не удалось, несмотря на все старания Горячева и Лялечкина. С этого дня батарея лишилась возможности вести прицельный огонь по воздушным целям. Это резко ухудшило положение гарнизона.

Капитан Кудрявцев предложил рассредоточить зенитную батарею. Одно орудие под командованием сержанта Школина было выдвинуто на открытую позицию в район южного пирса, а второе — к западному пирсу в район землянки маневренного взвода. На основной позиции остались только два орудия для стрельбы прямой наводкой по штурмовикам и пикировщикам, а также по десантным судам в случае их появления в районе северного побережья острова.

16 октября произошло еще одно неприятное событие: погибло гидрографическое судно «Волна», не раз выручавшее гарнизон Осмуссаара в тяжелую минуту. «Волна» привезла с Ханко дополнительное вооружение и должна была принять от строителей ненужные запасы бензина. Свирепствовал жестокий северо-западный ветер. Стоять у пирса при таком ветре невозможно. Отстояться на более спокойном южном рейде тоже нельзя — он просматривался и простреливался врагом с материка. Выхода не было: «Волна» бросила якорь севернее острова. Вот тут-то предательский рельеф дна в союзе с волной и ветром сделали свое черное дело. «Волну» сорвало с якоря, понесло к берегу, навалило на подводный каменный уступ и опрокинуло на бок. Экипаж успел спустить шлюпку. Но в штормовую погоду подойти к каменистому берегу невозможно — шлюпку неминуемо разобьет яростным накатом волны о прибрежные валуны.

Все это происходило против первой башни. Я приказал выбежавшим на берег матросам:

— Быстрей в воду, примем шлюпку на руки! — и первым прыгнул в кипящую пену наката. Купание в октябре на Балтике — дело весьма неприятное, хотя глубина была только до пояса. Но набегавшие волны накрывали нас с головой, старались сбить с ног и бросить на прибрежные камни. Держась друг за друга, мы приняли на руки шлюпку, высадили на берег матросов, вылезли, дрожа от холода, и... снова полезли в воду: Вержбицкий приказал личному составу первой башни снять с «Волны» 45-мм пушки и боезапас к ним.

Противодесантная оборона получила еще два орудия прямой наводки, а мы потеряли старого испытанного друга — «Волну» и приняли из добрых рук медицинской сестры Нади по стопке спирта для согрева души и тела.

Гарнизону Осмуссаара частенько приходилось принимать гостей, главным образом, из... морского царства Нептуна.

Первым в конце сентября появился у нас стрелок- радист Харченко со сбитого «мессершмиттом» недалеко от острова советского самолета МБР-2. Подобрал его в море наш катер «КМ» и доставил к пирсу. Его сразу поместили в лазарет, в хирургическое отделение. Стрелок находился в состоянии сильнейшего нервного возбуждения: он то отчаянно ругался, то горько плакал. Надя переодела его во все сухое, дала валерьянки, уговаривала успокоиться. Но все напрасно. Он гнал ее от себя, продолжал плакать и ругаться, пока не догадались поднести ему стакан спирта. Тут он успокоился и уснул.

Проснувшись утром, Харченко чуть не на коленях просил у Нади прощения. Выяснилось, что сбит он уже третий раз, ругал фашистского летчика, расстрелявшего в воде его друзей — командира и штурмана.

Отдохнув пару дней, Харченко решительно потребовал отправить его на Ханко.

— Мне воевать надо, — объяснил он.

Ожидая попутной оказии, стрелок-радист по просьбе Вержбицкого привел в порядок и установил на верхней площадке церкви случайно оказавшийся у нас авиационный пулемет ШКАС. Затем он несколько дней старательно обучал наших пулеметчиков, как пользоваться этим оружием, а в свободные минуты рассказывал о своей нелегкой работе и о своих друзьях-летчиках, погибших в бою. Провожали мы его как старого друга, хотя пробыл он у нас не более недели.

22 сентября, как уже знает читатель, мы приняли экипаж сгоревшего транспорта «Вохи» в количестве 15 человек. К нам в хирургическое отделение доставили с тяжелыми ожогами пожилого механика, до последней минуты пытавшегося потушить пожар. Он пролежал в ,лазарете недели три, а потом, как и большинство выздоравливавших, поступил в распоряжение строевого :старшины Кузнецова. Старшине понравились трудолюбие и распорядительность старого моряка и как-то вечером он обратился ко мне:

— Товарищ лейтенант, разрешите Тоома оставить на блоке. Он замечательный механик, а у нас одного трюмного машиниста не хватает.

— Разрешаю. Он мне тоже нравится. Но сам-то он согласен? — спросил я.

— Так точно, согласен!

На следующий день, на вечерней справке, Тоом, одетый во флотское обмундирование, стоял в отделении трюмных. Другие члены экипажа «Вохи» работали на строительстве полевых фортификационных сооружений.

Члены экипажа погибшего 16 октября гидрографического судна «Волна» возвратились на Ханко, но почти все они побывали у нас в хирургическом отделении, где лечили их от полученных ранений, от холода и морального потрясения. По-прежнему непревзойденным мастером лечения была наша Надя со своей обаятельной улыбкой.

А еще позднее, 20 — 21 октября, к нам стали прибывать на шлюпках, плотиках и других подручных средствах матросы, младшие командиры и офицеры с острова Хийумаа, где продолжались тяжелые оборонительные бои. Эти люди оказались отрезанными от своих частей и не пожелали покориться врагу. Защитники Осмуссаара приняли их, как родных, делились своим пайком, обмундированием. Ведь это были наши, советские люди, попавшие в беду, но не потерявшие чувства патриотической гордости, не склонившие головы перед врагом. Правда, в начале не у всех прибывших, только что вышедших из боя, переживших смертельную опасность, окоченевших от холода, изнемогавших от голода, было нормальное настроение. Мы понимали, что людям надо согреться, успокоиться, прийти в себя, и поэтому, по примеру Нади, говорили с ними душевно. И люди отходили, становились в строй, усилив нашу противодесантную оборону побережья, честно выполняли свои нелегкие обязанности. За их счет батальон Сошнева вырос примерно на 150 человек. Это в наших условиях была немалая сила.

Нашими гостями стали и раненые, поступившие в лазарет с островов Сааремаа и Хийумаа. Наш хирург Валериан Иванович и его верная помощница Надя окружили их вниманием и заботой. Обычно после врачебной обработки они спокойно засыпали и просыпались отдохнувшими не только физически, но и морально. А тут еще Надя с неиссякаемым запасом сердечной теплоты заходила по несколько раз в день, чтобы спросить:

— Как вы себя чувствуете?

— Как в раю, сестрица, — весело отвечали раненые.

Нас поражало, откуда черпала физические и духовные силы наша маленькая сестра. Она часто сутками не уходила с блока и, несмотря на крайнее утомление, никто из нас ни разу не видел ее раздраженной. Она всегда была ровной, спокойной и ласковой. А когда привозили тяжело раненных, то случалось, что, делая им перевязки, Надя смачивала бинты не только перекисью водорода, но и собственными слезами.

Мне особенно запомнился один случай. С Сааремаа доставили к нам матроса с тяжелой контузией. В результате ли нервного потрясения, или из-за повреждения мозга он все время находился в беспамятстве, не стонал, не кричал, как другие, а плакал голосом маленького ребенка. Это стало невыносимым для всех, и его пришлось изолировать. Но особенно болезненно реагировала Найдя, часами просиживая около несчастного матроса. Она нежно гладила ему голову, лицо и со слезами на глазах просила:

— Миленький, не надо, ну не надо же!

Она даже как-то осунулась, побледнела и не случайно начальник отделения торопился эвакуировать этого редкого больного — ему было жаль и парня, и Надю.

Но и больные равной мерой платили Наде за заботу, прощались с ней, уходя из лазарета, как с любимой младшей сестрой.

Суровая обстановка, сложившаяся на Осмуссааре, не ожесточила людей, не притупила у них замечательных человеческих качеств.

В двадцатых числах октября фашисты овладели соседним с нами островом Хийумаа.

Непокоренным из островов в северо-восточной Балтике остался только один Осмуссаар.

— Теперь надо ждать фашистов и нам, — говорили наши матросы.

И они не ошиблись.

5. ФЛАГ НАД ОСМУССААРОМ

После двух месяцев почти непрерывного обстрела территории Осмуссаара, многократных попыток разрушить наши оборонительные сооружения мощными артиллерийскими ударами, учитывая оторванность гарнизона от баз снабжения и падение соседних островов Сааремаа и Хийумаа, немецко-фашистское командование, видимо, решило, что моральные и материальные ресурсы гарнизона исчерпаны, боевой дух защитников острова сломлен и что настало время послать парламентеров с предложением о сдаче.

На рассвете 4 ноября наши наблюдатели обнаружили моторную лодку, следовавшую из района Пыысаспеа по направлению к Осмуссаару. В лодке сидели трое в форме советских матросов.

Приняв доклад начальника штаба об обнаружении лодки, Вержбицкий приказал продолжать наблюдение, лодку к острову допустить, а при попытке возвратиться на материк — уничтожить. Многие десятки глаз внимательно следили за лодкой. Зенитные орудия и 45-мм пушки прямой наводки приготовились к ее уничтожению. Лодка подошла к южному пирсу.

— Здорово, ребята! — крикнул на чистейшем русском языке один из прибывших.

— Здорово, коли не шутишь, — проворчал в ответ парторг зенитной батареи старшина Коваленко, возглавлявший группу встречи, и сердито добавил: — Завязать им глаза и в блиндаж!

— Нам к коменданту острова надо, — заявил другой

«гость».

— Мы и без тебя знаем, куда тебе надо! — прикрикнул старшина.

Прибывшим завязали глаза носовыми платками, увели в блиндаж и о задержании доложили по команде.

Парламентеры, пленные с острова Хийумаа, привезли коменданту Осмуссаара ультиматум от командующего фашистской военно-морской группой «Норд» генерал- адмирала Карлса.

Свое «послание» гитлеровский генерал начал с лицемерных похвал мужеству и героизму защитников острова, «брошенного на произвол судьбы», отлично, по его мнению, выполнивших свой воинский долг. Дальше, рассчитывая на нашу неосведомленность, он пытался дезинформировать нас утверждением, будто Ленинград взят, Москва окружена и делал отсюда вывод: «Дальнейшее сопротивление бесполезно». Не забыл генерал и припугнуть непокоренных осмуссаровцев: «Остров блокирован нашими подводными лодками и мы имеем возможность уничтожить вас вместе с островом». Решая вопрос за нас, генерал видел единственный выход прекратить сопротивление и сдаться в плен, обещая матросам, сержантам и старшинам «хорошие» условия жизни и питание, а офицерам, кроме того, освобождение от работы, сохранение формы одежды и даже холодного оружия. В заключение он призывал нас «к благоразумию» и приказывал к 12 часам 5 ноября всему личному составу гарнизона, без оружия, собраться в юго-восточной части острова и вывесить на маяке белый флаг.

Вскоре после высадки парламентеров над островом .появились фашистские самолеты, сбросившие бомбы. Батареи с материка произвели по острову короткий, но плотный огневой налет, как бы подтверждали свою готовность уничтожить нас «вместе с островом». А в вечерние сумерки вражеские самолеты сбросили над островом листовки, часть из которых рассыпалась по острову, а два мешка плюхнулись в болото по соседству с зенитной батареей. Бойцы противодесантного батальона аккуратно собрали все листовки и уничтожили.

Комендант острова собрал «военный совет» из офицеров гарнизона, ознакомил их с наглым ультиматумом самоуверенного генерала и попросил высказать конкретные предложения — как ответить «автору»? Что ответить на оскорбительное для нас предложение мы знали: советские моряки не сдаются! Но как? Не посылать же к нему парламентеров! Несколько позднее, под покровом темноты, в подразделениях гарнизона — на батареях и в ротах состоялись собрания. Командиры и политработники рассказали собравшимся о «послании» генерала Карлса. Выступившие матросы, сержанты и старшины высказали много острых, язвительных слов в адрес незадачливого генерала и всех фашистских захватчиков. У всех было одно мнение:

— Острова врагу не отдавать! Пусть сунутся! Гарнизону продолжать выполнять поставленную боевую задачу: оборонять устье Финского залива.

— Крепок наш маленький островок. Сложен он из балтийского камня; могучи наши орудия, сделаны они руками советских людей, но еще крепче, еще сильнее воля к победе защитников острова, советских патриотов, моряков Краснознаменной Балтики, родных братьев непобежденных гангутцев. Не бывать Осмуссаару немецким! — так говорил комиссар дивизиона батальонный комиссар Никита Федорович Гусев, выступая в, первой роте противодесантного батальона.

На собраниях все единодушно решили ответить фашистскому генералу по-балтийски — кратко и решительно. Личный состав первой башни получил почетное задание оформить ответ.

Плотники во главе со старшим матросом Куприяновым готовили десятиметровый флагшток для подъема флага и примеряли, где его лучше водрузить. Мы при всем нашем «уважении» к генерал-адмиралу не могли поднять флаг на маяке, так как там располагался запасный командный пункт 314-й батареи, хозяйство старшего лейтенанта Кривуши с дальномером и дальномерщиками, с наблюдателями. Кроме того, начальник штаба дивизиона капитан Кудрявцев, да и сам Вержбицкий частенько поднимались на маяк, особенно когда надо было видеть «поле боя». Поэтому нам приказали поднять флаг на церкви, в центре острова, на специальном флагштоке.

Побывав на месте, плотники заявили, что закрепить. флагшток на шпиле церкви без специальных приспособлений — дело длительное и канительное. Посоветовавшись с Усковым и Гусевым и получив их разрешение, мы решили поднять флаг на высоком дереве, недалеко от церкви, на окраине рыбацкой деревни.

Портные под руководством матроса Гонтарева шили флаг, огромное полотнище размером два на четыре метра. И шили вовсе не так, как описал писатель В. Рудный в своей книге «Гангутцы» и в очерке «В центре циклона», опубликованном в журнале «Новый мир» в 1962 году. Шили флаг не «из портянок и шарфов», не из «кусков кумача и алых флагов, найденных на острове», а из добротной шелковой ткани, заимствованной Усковым из запасов военторга, хранившихся в погребах второй башни. Шили этот флаг не одетые «в черные пальто» и «подпоясанные ремнями» ленинградские рабочие, а одетые по морской форме, подтянутые матросы первой башни, не дратвой «для крепости», а нитками на швейной машине.

Утром, по заданию Ускова, на башню пришел художник батареи матрос Ковалев и бронзой нарисовал в левом верхнем углу силуэт Ленина, а на полотнище написал лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Погребные в то же время протирали и калибровали снаряды. А матрос Барсук, наш доморощенный Василий Теркин, с непревзойденным на Осмуссааре искусством представлял в лицах, как воспримет фашистский генерал-адмирал «дружеский» ответ защитников острова. Зрители шумно смеялись...

Через пару дней по острову ходили стихи, родившиеся, видимо, в ту тревожную ночь под впечатлением проведенных собраний и ознакомления с посланием Карлса. Вот они, после приведения в приемлемый, с точки зрения цензуры, вид:

ОТВЕТ ОСМУССААРОВЦЕВ
НА УЛЬТИМАТУМ ГЕНЕРАЛА КАРЛСА
ОТ ВНУКОВ ЛЕНИНА И МАРКСА

Арийский пьяный генерал
Прислал нам с берега послание.
Он нам сдаваться предлагал,
Даря нам жизнь и пропитанье.

Сигнал о сдаче — белый флаг
На маяке быть должен поднят.
Хоть генерал ты, но дурак,
Запомни сам и все пусть помнят.

Что Осмуссаар мы не сдадим
И флаг матросской обороны
Мы твердо держим и дадим
По жирной шее вам, бароны!

По всякой сволочи шальной, Что собирается к нам в гости, Ударим огненной струей И в пыль развеем ваши кости.

Ты засылаешь к нам, злодей,
Снаряды, письма и листовки,
Но нас не купишь, дуралей,
Известны нам твои уловки.

Мы Родину не продаем,
На вас мы вовсе не похожи.
Ответ тебе короткий шлем:
Не лезь, а то дадим по роже!

Конечно, литературный стиль этого, скорее всего коллективного произведения, далек от классических образцов, но его содержание точно выражало настроение каждого из защитников нашего острова.

О прибытии парламентеров и полученном ультиматуме капитан Вержбицкий немедленно доложил генералу Кабанову. В тот же день с Ханко на Осмуссаар пришел катер «МО» за парламентерами и письмом генерала Карлса.

Генерал Кабанов одобрил решение гарнизона острова и в ночь с 4 на 5 ноября выслал на Осмуссаар еще один катер «МО» с пулеметами и стрелковым боезапасом для усиления огневой мощи противодесантной обороны побережья.

Бушевал шторм. Катер «МО» шел в темноте. Все навигационные знаки с началом войны были погашены или сняты. При подходе к острову он несколько отклонился от курса, попал на мелководье и разбился о скалистое дно. Бесценный груз — пулеметы и боеприпасы команда катера выбросила за борт. Мы вынесли все на берег и быстро установили в дзотах. Ночью же мы сняли с катера 45-мм пушку и боеприпасы к ней и передали в подразделение противодесантной обороны.

Забегая вперед, скажу, что через несколько дней все пушки прямой наводки малого калибра были сведены в одну батарею, политруком которой назначили моего друга, секретаря гарнизонной партийной организации Петра Павловича Белозерова, бывшего руководителя монтажных работ на нашем объекте.

Генерал Кабанов привел в повышенную готовность подразделения боевых кораблей и авиации для оказания помощи Осмуссаару, если в этом будет необходимость.

И вот наступило утро 5 ноября. На острове было тихо. Никаких признаков жизни не проявляли и фашисты. Обе стороны, притаившись, внимательно наблюдали друг за другом.

К нам на башню пришли Клещенко и Усков.

— Как настроение, орлы? — спросил Клещенко вахтенных боевого отделения.

— Нормальное, товарищ капитан! — хором ответили матросы и младшие командиры.

Клещенко и Усков сходили и проверили, как команда Куприянова подготовилась к выполнению своего почетного задания. И здесь оказалось все в порядке. Усков снял со своей руки часы и передал их Куприянову:

— Больше никаких указаний не будет. Подойдет время, самостоятельно поднимай флаг. Ясно?

— Так точно, товарищ старший политрук, все ясно!— четко ответил матрос.

Без четверти двенадцать все находились на своих местах. Ровно в 12 часов 00 минут над островом гордо взвился боевой красный флаг нашей Родины, символ свободы и мужества.

Это и был ответ героического гарнизона на ультиматум фашистского генерал-адмирала Карлса. А чтобы генерал лучше разобрался, какого цвета флаг реет над Осмуссааром, все артиллерийские батареи острова одновременно открыли огонь по заранее указанным целям и вели его в течение пяти минут. Хотя и жаль было снарядов (их оставалось все меньше и меньше), но в ознаменование столь торжественного случая и в подтверждение твердого решения балтийцев командование пошло на этот шаг.

Не оправдалась надежда гитлеровского генерала Карлса без боя овладеть островом Осмуссаар. Не продали его героические защитники Родину за обещанную им чечевичную похлебку. Хотя материальные ресурсы и были на исходе, но моральный и боевой дух осмуссааровцев оказался на высоте.

В первый момент фашисты, видимо, растерялись, их озадачила необъяснимая дерзость гарнизона острова. Они даже не сразу ответили на наш небывалый по силе и плотности огневой налет.

А боевой флаг Отчизны гордо развевался над островом, дразня врага.

Растерянность фашистов сменилась звериной злобой. Как посмела горстка обреченных людей сопротивляться воле непобедимого рейха, перед которым складывали оружие целые государства Европы? Проучить! Наказать! И на остров обрушился мощный удар, самый яростный с начала войны. Несколько вражеских батарей неистово били по рыбацкой деревне, стремясь сбить гордый красный флаг непокоренного Осмуссаара.

Несколько дней озверевшие фашисты обстреливали и бомбили остров, батареи, деревню, но флаг продолжал пламенеть высоко в небе.

Наши батареи не всегда отвечали врагу. Мы, как зеницу ока, берегли боеприпасы. А зенитчики наши, хотя и лишились дальномера, все же подловили и огнем прямой наводки уничтожили еще один, шестой по счету, фашистский самолет. Произошло это в районе южного пирса. Гидросамолет врага шел на небольшой высоте прямо над орудием Школина, не подозревая, что оно может причинить ему вред. Но Школин не растерялся. Определив на глаз высоту и дистанцию, он тремя выстрелами подбил самолет, а артиллеристы Панова добили его уже на воде.

Позднее, после эвакуации гарнизона с Осмуссаара, многие из нас прочли замечательный рассказ Валентина Катаева «Флаг». Писатель подтвердил, что сюжет для рассказа он получил от покойного адмирала Исакова и в основе его лежит «факт, который действительно произошел 5 ноября 1941 года на острове Осмуссаар».

Защитники острова от души благодарны писателю за художественное отображение пережитого ими боевого эпизода.

А обстановка на Осмуссааре продолжала обостряться. Фашисты решили под прикрытием всех подтянутых к этому району средств подавления, высадить на остров морской десант и уничтожить непокорившихся защитников Осмуссаара.

Не знали ни генерал-адмирал Карлс, ни его подчиненные, что укрытый броневой сталью и бетоном гарнизон острова почти не имел потерь в живой силе и технике. Самоотверженный труд оборонявшихся воинов не пропал даром: личный состав и боевая техника, укрытые под землей, практически были неуязвимы для вражеских артиллерийских и авиационных ударов. Буквально до последнего дня мы продолжали совершенствовать противодесантную оборону побережья, усиливать оборонительные сооружения, устанавливать новые огневые средства, полученные с Ханко, снятые с погибших кораблей, придуманные на месте.

И вот подошла пора испытаний и для нас.

14 ноября 1941 года фашистская артиллерия открыла сильный огонь по острову задолго до рассвета. В помощь постоянно действовавшим батареям, видимо, были развернуты батареи полевой артиллерии, подтянутые из районов Сааремаа и Хийумаа.

Через двадцать семь лет я побывал на острове Осмуссаар с представителями общественности Эстонии и их поразило огромное количество ржавых осколков на поверхности земли. Наверняка многие из них лежали здесь с того злополучного, памятного дня.

Загадка столь высокой активности вражеских артиллеристов вскоре стала ясна: наши наблюдатели обнаружили 18 десантных судов, имевших на буксире по одному - два баркаса, следовавших в строю кильватера со стороны Палдиски. Это были большие суда специальной конструкции и по нашим расчетам им ли на борту более полутора тысяч солдат. На дистанции около 70 кабельтовых десантные суда сделали поворот, разделились на три группы, по шесть единиц в каждой, и устремились к Осмуссаару.

Наш комендант несколько задержался с приказанием об открытии огня. Позднее рассказывали, что Вержбицкий хотел дать возможность гитлеровцам подойти поближе к берегу, начать высадку и тогда на переходе по мелководью и на берегу уничтожить их артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем. Но с этим не согласился комиссар дивизиона батальонный комиссар Гусев, напомнивший командиру, что у противника в движении могут быть и другие эшелоны десанта, а потому связывать себя ближним боем — дело опасное.

Вскоре последовала команда:

— К бою! По десанту противника! Осколочно-фугасным зарядить!

Первыми открыли стрельбу комендоры старшего лейтенанта Сырмы. Их пушки были самыми малыми по калибру. Зато они превосходили другие батареи по скорострельности. Потом ухнули 130-мм орудия батареи Панова. Последней вступила в бой тяжелая башенная батарея Клещенко. Оглушительный, разноголосый рев залпов наших батарей слился с непрерывным грохотом разрывов вражеской артиллерии, максимально усилившей интенсивность огня.

Наши артиллеристы потрудились на славу. Ни одного пропуска, ни одной ошибки, ни одного напрасно потерянного снаряда! Они выжали из своей техники все, что она могла дать. Вода в районе десанта кипела. Вражеские суда метались из стороны в сторону, взрывались, тонули ... Поверхность воды в район движения десантных катеров покрылась телами плававших людей, напоминавших огромных лягушек в своих серо-зеленых шинелях. Напрасно они взывали о помощи. Личный состав оставшихся на плаву судов думал только о собственном спасении. К тому времени, как фашисты догадались прикрыть район боя дымовой зав сой, шесть судов, на которых находилось более четырехсот солдат — треть всего десанта — уже были уничтожены. Несколько катеров, поврежденных в бою, выбросились на камни в районе Пыысаспеа. Один застрял на мелководье и был разбит артиллеристами Панова на следующий день.

Прикрывая отход уцелевших судов, вражеские батареи с материка еще больше усилили огонь, безуспешно пытаясь привести к молчанию наши батареи.

А через несколько дней, получив очередную почту с центральными газетами, мы с гордостью прочитали в «Правде» за 20 ноября сообщение Совинформбюро: «Береговые батареи Балтийского флота отразили попытки немцев высадить десант на остров «О». Метким огнем советские артиллеристы потопили 6 катеров с солдатами противника».

Мощная артиллерийская оборона, созданная самоотверженным трудом защитников Осмуссаара, отличная выучка артиллерийских расчетов, мужество, проявленное доблестным гарнизоном, сделали свое дело: вторая и последняя попытка врага под прикрытием своей артиллерии высадить на побережье морской десант потерпела неудачу.

Нельзя не отметить высокое мастерство в управлении огнем наших офицеров — командира 314-й батареи капитана Клещенко и его помощника старшего лейтенанта Кривуши, командира 90-й батареи капитана Панова и командира взвода управления лейтенанта Саковского, командира зенитной батареи старшего лейтенанта Сырмы.

При отражении десанта был убит наводчик 90-й батареи и ранено несколько солдат из батальона Сошнева.

Дни, последовавшие за второй попыткой фашистов высадиться на остров, памятны нам не только снижением активности врага, потерявшего от огня наших батарей многих своих солдат. У нас были другие основания для радости и печали.

Многие из нас запомнили 16 ноября, когда наиболее отличившихся в боях матросов и командиров, в их числе и меня, приняли в ряды Коммунистической партии. В тот же день нам объявили приказ генерала Кабанова о присвоении мне и командиру второй башни лейтенанту Синопальникову, сменившему Володина, переведенного к Сошневу, очередного воинского звания «старший лейтенант».

В тот же день фашисты вывели из строя честно служивший нам десятиметровый стереодальномер. То, чего не удавалось им многочисленными шквальными налетами, требовавшими огромного расхода снарядов, сделал один случайный снаряд, угодивший в верхнюю площадку вышки. В результате дальномер оказался совершенно изуродованным. Нам пришлось срочно снять с запасного командного пункта трехметровый дальномер и установить на вышке.

17 ноября Клещенко доложил начальнику штаба дивизиона:

— Батарея к бою готова!

Рассказывая о мужественном гарнизоне, я остановился лишь на главных событиях и боевых столкновениях, вошедших в хронику боевых действий на Балтийском морском театре.

Гарнизон острова многократно вступал в борьбу с вражеской артиллерией на материке, особенно в тех случаях, когда она пыталась вести огонь на разрушение и подавление наших батарей, или на ослепление средств наблюдения.

Башенная батарея в период с 6 сентября и до момента эвакуации провела около семидесяти стрельб преимущественно по береговым целям на материке. Примерно такое же количество стрельб провела и 130-мм батарея капитана Панова. Зенитная батарея участвовала во всех наших стрельбах по морским целям, причем командир батареи старший лейтенант Сырма неплохо овладел искусством борьбы с морским противником. Кроме того, она успешно боролась с воздушным врагом, о чем свидетельствовали шесть сбитых фашистских самолетов.

Более высокая активность нашей артиллерии сдерживалась ограниченным запасом снарядов. Когда установили батарею 180-мм пушек, она имела по 300 снарядов на орудие, а батарея 130-мм орудий — по 400 снарядов. Для борьбы с морским противником, встречи с которым имели, как правило, эпизодический характер, такого количества боеприпасов, бесспорно, хватило бы. Но когда пришлось вести борьбу с морским и наземным врагом, причем единоборство с фашистскими батареями на материке приобрело длительный и постоянный характер, такого запаса оказалось совершенно недостаточно. На счету был каждый снаряд. Надежд на пополнение запасов не имелось — артиллеристы Ханко так же, как и мы, сидели на голодном пайке.

После отражения последнего морского десанта, на батареях снарядов осталось, как говорили матросы, «на одну хорошую драку». Но мы не впадали в уныние.

Любая длительная оборона нуждается в надежном материально-техническом обеспечении. Особенно важно это было в наших условиях, когда ближайшая база снабжения находилась от нас в сотнях километров, причем путь к ней пролегал через плотно заминированное врагом водное пространство.

С продуктами питания дело обстояло неплохо. Муки, макаронных изделий и овощей мы имели месяцев на десять, мяса, примерно, на шесть, а сахару и жиров от силы на три месяца. Все продукты наши хозяйственники укрыли в пустовавших погребах башенных блоков.

Помня о высказанном как-то генералом Кабановым пожелании продержаться до июня следующего года, и имея точные сведения о наличии продовольствия, Вержбицкий, посоветовавшись с комиссаром, начальником штаба и командирами батарей, снизил рацион потребления жиров, мяса и сахара почти вдвое. В то же время офицерский состав по инициативе медперсонала отказался от дополнительного пайка какао и сгущенного молока в пользу больных и раненых. Когда о причинах изменения норм снабжения рассказали личному составу, они встретили это без возражений. Люди понимали необходимость и неизбежность такой меры в сложившихся условиях.

Что касается вещевого снабжения, то эта проблема решалась, в основном, на общественных началах. На складе давно уже не имелось флотского обмундирования. Ушедший с Осмуссаара инженерно-строительный батальон оставил комплектов двести обмундирования армейского образца, нуждавшегося в ремонте. Но матросская гордость не допускала и мысли, чтобы воинский вид подразделений портили люди, одетые не по морской форме. Поэтому пришедшие на башни и в 90-ю батарею новые матросы и младшие командиры, в основном с острова Хийумаа, были все одеты в добротное флотское обмундирование за счет личных запасов старослужащих. В довоенные годы по старой флотской традиции выслужившее сроки обмундирование переходило в собственность матросов. Поэтому у бережливых чемоданы ломились от образовавшихся запасов. Теперь все пошло в ход.

Хуже обстояло дело с зимним обмундированием: шинель и шапку матрос получал одну на весь срок службы. Тут поневоле пришлось допускать нарушения. Поэтому с началом похолодания можно было встретить нередко матроса в неформенном головном уборе и одетого в гражданское пальто.

Гарнизон испытывал трудности и с обувью. Гравий, покрывавший остров, съедал кожаные подошвы сапог и ботинок. Сроки износа не выдерживались и наполовину. Запасы обуви и починочного материала подходили к концу. Но и тут нашли временный выход из положения: для ремонта обуви стали использовать бывшую в употреблении авторезину.

Совсем плохо обстояло дело с обеспечением боевых объектов горючим и особенно соляркой для электроснабжения. Имевшихся запасов горючего могло хватить от силы на пять месяцев. А приказано было растянуть на десять.

И вот мы в кабинете Вержбицкого: Кудрявцев, Клещенко с командирами башен, инженеры-электрики Соболев и Васильев, командование противодесантного батальона Сошнев и Слезингер, помощник командира по материально-техническому обеспечению военный интендант 3 ранга Хитров. Вержбицкий кратко информировал собравшихся об обстановке и задал вопрос:

— Что можно сделать для сокращения расхода солярки минимум в два раза, не снижая боеготовности башенной батареи?

Мы предложили отключить от электросети все землянки, но против этого решительно возразили Сошнев и Слезингер, да и сами мы поняли несерьезность своего предложения.

Задачу со многими неизвестными помог решить Николай Иванович Соболев. Он вспомнил, что видел в одном из деревенских сараев два локомобиля, неведомо откуда и как попавших на остров, предложил привести их в порядок и заставить работать на освещение.

— А на каком топливе могут работать эти локомотивы? — спросил Хитров.

— Не локомотивы, а локомобили, — поправил инженер. — Они обычно работают на угле.

— Угля нет. Боюсь, что не хватит даже на отопление блоков, — со вздохом ответил Хитров.

— Ну, тогда на дровах, — продолжал Николай Иванович.

— И дров нет. Даже для кухонь ломаем старые постройки, — совсем сник Хитров.

Тут оживился Слезингер:

— Мы боимся, что противник подожжет деревню и под прикрытием пожара высадит ночной десант. Так давайте сломаем все, что не нужно и обеспечим топливом локомобили.

Так и порешили.

Через три дня теплоэлектростанция из локомобилей, прозванная «чудом», вошла в строй. Она обеспечила повседневные нужды всего гарнизона.

Наша 314-я батарея получила твердый лимит расхода солярки — 200 килограммов в сутки. При таком расходе запасы топлива обеспечивали работу боевых механизмов в течение десяти месяцев.

Не могу обойти молчанием и благородный труд нашего медицинского персонала. Правда, я уже упоминал о работе лазарета, но самоотверженность медиков заслуживает большего.

Наш лазарет имел два отделения: хирургическое и инфекционное. Были еще врач-стоматолог и аптека. В хирургическом отделении трудились призванный из запаса ленинградский врач Валериан Иванович Ошкадеров и медицинская сестра — хирургическая и палатная — Надежда Ильинична Ивашева. Ошкадеров являлся опытным хирургом и спас немало человеческих жизней, особенно в период, когда наши войска оставили Хийумаа и к нам на остров прибыли раненые и больные.

Случалось и мне, как начальнику маленького гарнизона башни, иногда «вмешиваться» в медицинские дела. Помню, в ночь на 5 ноября, когда еще не истек срок предъявленного генерал-адмиралом Карлсом ультиматума, только под утро я лег отдохнуть и вдруг будит меня взволнованная Надя:

— Товарищ лейтенант, Валериан Иванович просит вас дать кусочек никелевой проволоки сшить челюсть раненому лейтенанту 3агуляеву.

— Передайте Валериану Ивановичу, что у меня нет никелевой проволоки.

Буквально через пару минут прибежал Ошкадеров, обозвал меня по-товарищески «бесчувственным чурбаном» и категорически потребовал дать необходимую проволоку.

— Не вздумай врать, что у тебя ее нет, — заявил он. — Электрики мне уже сказали, что в приборах управления есть такая проволока.

— Что же, прикажете мне снять и передать вам приборы управления? — ядовито спросил я своего друга. — А может для управления огнем использовать ваши клистиры?

— Федя, прошу тебя, не остри, дорога каждая минута, — взмолился Валериан Иванович. — Что хочешь делай, но проволоку найди мне сейчас же.

И глядя в расстроенное лицо хирурга, я вспомнил, что в начале сентября у нас вышел из строя один прибор и мы заменили его новым.

— Ладно! — сдался я.

Через несколько минут Валериан Иванович получил проволоку и уже штопал своего пациента.

Валериан Иванович делал сложные и простые операции, совершал обходы, часами просиживал у тяжелых больных, шутил с выздоравливающими. При необходимости он мог работать многие часы без отдыха. Из операционной только и слышались его короткие, как выстрел, команды:

— Пинцет! Тампон!

Народ на блоке любил неунывающего хирурга и охотно выполнял его просьбы и приказания.

С Надеждой Ильиничной он сработался быстро и хорошо. Он оперировал, она не только помогала при операциях, а буквально — выхаживала больных и не только как медсестра, а скорее как любящая мать или сестра, кормила с ложечки тяжелых, беззлобно ворчала на капризных, присматривала за выздоравливавшими, чтобы не перегружались, радовалась их радостям, переживала их горе. Отделение размещалось в наскоро приспособленных кольцевых снарядных погребах нашей первой башни. Немало хлопот было у Нади с регулированием температуры в помещениях и многое другое. И все у нее получалось, и везде она успевала.

Недавно, во время сбора участников обороны Ханко и Осмуссаара в Ленинградском матросском клубе, ко мне подошла полнеющая пожилая женщина и спросила:

— Вы меня помните?

Я посмотрел на нее внимательно и честно ответил:

— Нет, не помню.

И тут эта «незнакомая» женщина улыбнулась. По этой улыбке я и узнал Надежду Ивашеву, медсестру хирургического отделения нашего лазарета на Осмуссааре.

Несколько позднее, 10 марта 1971 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Пятый сын», в которой автор, учитель Иванов рассказывал, как наша Надя, кроме родного сына, воспитала трех неродных и пять внуков и никого не обделила материнским вниманием и лаской. Позднее внезапно умерла ее сослуживица, оставив тринадцатилетнего сына Сашу. Глядя на него, вспомнила Надя свое сиротское детство, жизнь без родительской ласки и решила его тоже взять на воспитание в свою семью, тем более, что и муж ее, в прошлом моряк-балтиец и добродушнейший человек, против ее решения не возражал. Четверо ее сыновей уже вышли на широкую дорогу жизни, а пятый Саша учится ныне в институте и в каждый выходной обязательно приезжает домой навестить свою дорогую маму.

Наша Надя и сегодня осталась такой же доброй, отзывчивой, как и на Осмуссааре.

Валериана Ивановича на нашем сборе не было. Он погиб 3 декабря 1941 года при переходе с Ханко в Кронштадт, выполняя благородные обязанности врача- хирурга до последней минуты своей жизни.

Еще мы очень любили заведующего аптекой Александра Александровича Александрова, известного всему гарнизону под именем «Сан Саныч». Заслуженный ветеран Военно-Морского Флота, он был самым старым по возрасту и едва ли не самым молодым по бодрости духа и физической выносливости. Сорок первую годовщину его непрерывной службы в рядах нашего флота мы торжественно отметили на острове в октябре 1941 года. Сан Саныч был страстным поклонником велосипедного спорта. Редко кому довелось видеть его в движении на собственных ногах. Обычно он передвигался на старинном, видавшим виды, но хорошо сохранившемся велосипеде.

Вместе с аптекой на второй башне размещались начальник лазарета, военврач 2 ранга Белозеров и зубной врач старший военфельдшер Макаревский. Надо отдать должное доктору Белозерову, вложившему много энергии и умения в организацию медицинского обслуживания гарнизона.

Прекрасную память в наших сердцах оставили о себе также врач дивизиона старший лейтенант медицинской службы Олег Викторович Губанов и его супруга, тоже врач, Клавдия Матвеевна, которая накануне войны приехала к мужу в декретный отпуск и оказалась в центре сложных и опасных событий.

Олег Викторович был очень хорошим товарищем, смелым и решительным, знающим свое дело врачом. Когда неприятельский снаряд, разорвавшись на дальномерной площадке 314-й батареи, поразил расчет дальномера, первым на вышку поднялся врач Губанов. Среди пораженных снарядом бойцов он нашел одного со слабыми признаками жизни, оказал ему первую медицинскую помощь, на руках, по узенькому металлическому трапу, спустил его на землю и доставил в хирургическое отделение лазарета. Все это он проделал под вражеским огнем, рискуя собственной жизнью. В теле героя, спасенного Губановым, оказалось семь тяжелых осколочных ранений и все же он остался жив. После ранения он прожил еще двадцать пять лет.

В начале войны Олега Губанова назначили начальником терапевтического отделения лазарета, размещавшегося в одном из каменных строений маяка, не защищенном броней от артиллерии и авиации врага. Ни разу доктор Губанов не ушел в укрытие, заботливо вырытое для него выздоравливавшими бойцами. Он честно делил опасность с больными, которые не могли сами подняться и перейти в укрытие.

Клавдия Матвеевна до своей эвакуации с острова по боевой тревоге бежала на пункт первой помощи противодесантной обороны участка 314-й и 90-й батарей. Мы не могли не сочувствовать этой доброй и отважной молодой женщине, которая, скрывая явно выраженные признаки беременности, под артиллерийским огнем, с тяжелой сумкой на плече торопилась на свой боевой пост.

Я не знаю, кто родился в семье Губановых, но не сомневаюсь, что у этих смелых, преданных благородному долгу людей родился и вырос хороший человек.

С подчинением нас военно-морской базе Ханко мы уже не чувствовали себя одинокими и забытыми. Больше внимания стал уделять нам политотдел базы. Повысилось качество партийно-политической и воспитательной работы с личным составом гарнизона. Нас частенько посещали корабли базы, привозившие новости с Большой земли. Более регулярно стали поступать журналы, газеты, в том числе базовая газета «Красный Гангут», в которой нередко появлялись материалы, освещавшие жизнь защитников Осмуссаара. Это нас радовало, ободряло.

С приездом на остров нового политического руководителя дивизиона батальонного комиссара Н. Ф. Гусева партийно-политическая работа значительно оживилась, проводилась еще организованнее и доходчивее. Батальонный комиссар требовал от политработников и пропагандистов, чтобы они более оперативно доводили до личного состава положение на фронтах, широко разъясняли меры, которые принимали партия и правительство для мобилизации сил страны на отпор фашистским захватчикам, четко определяли задачи, стоявшие перед бойцами нашего гарнизона. Говорить людям правду, ничего не скрывать — таково было требование комиссара.

Большую работу по разъяснению политики партии :в военных условиях проводил ленинградский инженер Петр Павлович Белозеров, возглавлявший партийную организацию островного гарнизона. Партийные собрания проходили без утомительных докладов и длинных речей. Коммунисты знали цену времени. Ведь им доставалось больше, чем беспартийным и на строительно-монтажных работах, и на боевой вахте. Политработники и коммунисты вносили в нашу трудную и тревожную .жизнь дух оптимизма, веру в могучие силы советского народа, в мудрую политику нашей партии, веру в победу над врагом.

Свидетельством высокого авторитета партийной организации являлся рост ее рядов. За период обороны Осмуссаара — с сентября по ноябрь включительно- численность парторганизации гарнизона более чем удвоилась. Многие из нас, в том числе и автор этих воспоминаний, гордятся тем, что приняты были в ряды Коммунистической партии именно в героические дни обороны острова.

Немало веселых минут в жизнь гарнизона Осмуссаара внесло обсуждение письма участников обороны военно-морской базы Ханко финскому холую Гитлера — Маннергейму, составленное по образцу известного письма запорожских казаков турецкому султану.

Работа, проведенная нашими пропагандистами по поводу этого письма, несмотря на его не очень корректный и дозволенный литературный стиль, имела большое значение, особенно для прибывших к нам участников обороны Сааремаа и Хийумаа. Все понимали, что это смелое послание — результат коллективного творчества людей, сильных духом, не привыкших хныкать, уверенных в победе. Авторы письма, используя сочный матросский словарь, выразили все свое жгучее презрение к гитлеровскому лизоблюду, ко всем врагам Советской страны.

Наши матросы и солдаты потом особенно часто вспоминали заключительные строки этого яркого документа:

«Короток наш разговор:

Сунешься с моря — ответим морем свинца!
Сунешься с земли — взлетишь на воздух!
Сунешься с воздуха — вгоним в землю.

Красная Армия бьет вас с востока, Англия и
Америка с севера и не пеняй, смрадный иуда, когда
на твое приглашение мы — героические защитники
Ханко — двинем с юга.

Мы придем мстить. И месть эта будет беспощадна!

До встречи, барон!»

Вскоре мы обсуждали еще один документ — письмо защитников полуострова Ханко героическим защитникам Москвы. Оно было опубликовано 2 ноября 1941 года в тяжелое для нашей Родины время, когда фашистские полчища рвались к столице.

Письмо нельзя было читать без волнения. Оно всколыхнуло в наших сердцах лучшие патриотические чувства. Мы гордились тем, что тоже входили в состав гарнизона военно-морской базы Ханко.

Слушая текст письма, каждый из нас давал священную клятву биться с врагом день и ночь, не щадя сил своих и самой жизни.

Письмо еще выше подняло боевой дух островного гарнизона и вселило в сердца солдат и матросов непоколебимую уверенность в победе.

Хотя и велика была нагрузка у людей, но они все же находили время и для культурного досуга. Раза два в неделю мы смотрели кинофильмы. Правда, частенько сеансы прерывались командой:

— К бою!

Фильмы показывали в подземных блоках и в землянках-столовых. Запас картин был маловат — всего две: «Чапаев» и «Валерий Чкалов» — лучшие фильмы того времени. Но несмотря на это наши киномеханики на недостаток зрителей не жаловались. Если случалось, что кто-нибудь, уставший от дневных дел, начинал храпеть, то соседи деликатными толчками в бок со смехом и шутками наводили порядок.

Были у нас и свои музыканты — баянисты, гитаристы, балалаечники, охотно демонстрировавшие свое искусство в свободное от боевой службы время. Некоторые не могли жить без музыки. Помню одного баяниста, старшину группы электриков, рабочего из Ленинграда, ранило и ему удалили два пальца на правой руке. Ко мне зашла медсестра Надя и сообщила, что старшина после операции захандрил. Я вошел в палату, подошел к лежавшему лицом вниз баянисту и, тронув его за плечо, спросил:

— Ты что это, старшина, приуныл?

Он поднял к моему лицу изуродованную руку и ответил вопросом:

— Как же я теперь буду играть на баяне?

Через несколько дней раненый вернулся в строй, но баян уже в руки не брал.

Были у нас и любители вокального искусства, особенно наши бойцы с Украины. В свободное время они пели свои задушевные, мелодичные песни, вспоминая родные места. Их репертуар был необычайно широк и разнообразен. Громко петь мы не разрешали, чтобы не беспокоить раненых.

Были у нас и любители сцены, но, к сожалению, мы не располагали временем, чтобы организовать из них драмкружок. Я упоминал уже о матросе Хамармере. Это был очень талантливый юноша, много сделавший для поддержания высокого боевого духа своих товарищей.

Короче говоря, несмотря на трудные условия, огромное напряжение людей, настроение защитников острова в течение всего периода обороны оставалось бодрым, уверенным, и благодарить за это нам следовало наших политработников во главе с батальонным комиссаром Гусевым.

Недавно я получил письмо от участника обороны Осмуссаара, бывшего начальника штаба дивизиона капитана Кудрявцева, ныне генерал-лейтенанта в отставке. Он писал: «Я горжусь тем, что был в числе осмуссааровцев. Я преклоняюсь перед погибшими и оставшимися в живых защитниками Осмуссаара, которые не дрогнули в тяжелое время и грудью защитили остров. Я ставлю их на одном пьедестале с героическими ханковцами. Из островов Эстонии непокоренным остался только один — это наш Осмуссаар и заслуга в этом его героического гарнизона».

Чувство гордости присуще не только нашему бывшему начальнику штаба. Мы все, оставшиеся в живых, гордимся героическими делами своих соратников, не щадивших своей жизни в борьбе с фашистскими захватчиками. Мы гордимся тем, что нам выпала честь быть членами такого боевого коллектива, каким был гарнизон Осмуссаара.

Матросы и младшие командиры высоко держали авторитет Краснознаменной Балтики. Да и могло ли быть иначе? Ведь большинство матросов, сержантов и старшин пришло на Осмуссаар с фортов Кронштадтской крепости, воспитанные на славных революционных и боевых традициях Балтийского флота. Многие из них уже понюхали порох и вдоволь хлебнули лиха еще в суровую зиму 1939 — 1940 гг. Это были физически крепкие молодые люди, бодрые и веселые, глубоко верившие в великое дело партии и народа, хорошо подготовленные по специальности и готовые к несению боевой службы со всеми ее тяготами и лишениями. Все они были способны к самопожертвованию ради спасения товарищей, без мысли о том, что совершают подвиг, как это сделали Сивожелезов, Бодров и Кононов.

Среди них было много квалифицированных специалистов. Взять хотя бы старшего матроса Григория Ивановича Куприянова. До прихода на остров он служил на одном из кронштадтских фортов. Во время советско-финской войны сражался в составе отряда капитана Гранина, был награжден медалью «За отвагу». До военной службы работал столяром-краснодеревщиком. На военной службе стал комендором-наводчиком. В 1941 году служил по последнему году, надеялся осенью уехать в родной Ульяновск, но война перечеркнула все планы и удвоила срок службы матроса. На острове показал себя отличным бойцом и специалистом. Бессменный бригадир плотников, изобретательный и инициативный, добросовестный и на диво выносливый, он с одинаковым успехом воевал с фашистами и топором, и снарядом. А таких, как Григорий Куприянов, в нашем гарнизоне были сотни.

Или наши дальномерщики Галайда, Семенов и Андронов. Тысячи снарядов выпустили по ним вражеские артиллеристы, а они все время находились на посту. Случайный снаряд уничтожил их дальномер, поразил их товарищей, а они под огнем фашистов уже ставили новый прибор и снова несли боевую вахту. Разве это не герои?

Неплохой подобрался народ и у Сошнева, сформировавшего для решения задач противодесантной обороны батальон трехротного состава из выделенных ему матросов, а также специалистов из 35-го и 46-го инженерно-строительных батальонов и управления строительства. Готовя к отправке 46-й батальон, он оставил у себя механиков, шоферов, кузнецов, слесарей, токарей, бетонщиков, взрывников, мотористов. Таким, в прошлом рабочим фабрик и заводов, не было цены ни в труде, ни в бою. Оружием они не только владели, они могли его делать, а не только ремонтировать. На строительстве каждый из них умел работать за двоих.

Или Георгий Антонович Вдовинский, командир группы взрывников. Отличный специалист своего дела, он оказался мастером на все руки. Надо мины? Пожалуйста! Будут мины. Надо фугасы? Будут и фугасы! И все это делалось из подручных материалов, которые даже в условиях военного времени никто бы |и не подумал использовать для борьбы с врагом. Во Вдовинском поражали трудолюбие, изобретательность и какой-то вдохновенный поиск опасных и трудных заданий. А разве один Вдовинский был таким среди строителей?

Много добрых слов следует сказать о рабочих ленинградских заводов Н. Ф. Кукайло, И. К. Февралеве, А. С. Захарове, Н. В. Василевском, Е. П. Парийском, Ларичеве, Кононове и других. Их было пятьдесят пять человек. Все они являлись отличными специалистами, в совершенстве владевшими рабочим инструментом, боевыми механизмами, сообразительными и инициативными, привычными к тяжелому труду и к любым условиям жизни. Они одинаково были готовы и к бою, и к работе. Верные революционным и трудовым традициям ленинградских рабочих, они не признавали середины: работать, так только на отлично и по фронтовому графику; воевать, так воевать без задержек, промахов и осечек! Они успевали поработать в мастерских, показать образцы стахановского труда на строительстве оборонительных сооружений, содержать в образцовом порядке свой боевой пост, всегда готовые на подвиг и самопожертвование. Одним словом — ленинградцы! Из них даже лучших выбрать я не решаюсь.

А возьмем часовых осмуссаареского неба — матросов, сержантов и старшин зенитной батареи, принявших на себя, по крайней мере, треть всех снарядов, посланных фашистами на остров. Я их всех называю героями. Вот сержант Шевченко. Спокойно и невозмутимо, как в степи у трактора, под вражеским огнем он выявлял поврежденные осколками детали пушек, неторопливо заменял их, и орудия снова в строю. Сержант Лялечкин, командир отделения прибористов, под артиллерийским огнем постоянно сообщал данные о противнике с точностью счетно-вычислительной машины, а при необходимости и тоже под огнем врага, восстанавливал поврежденные приборы. Младший сержант Горячев, командир отделения дальномерщиков, точно указывал высоту и дистанцию до цели, хотя рядом рвались снаряды, свистели осколки. Нельзя не упомянуть и сержанта Школина, командира орудия, прямой наводкой с третьего выстрела сбившего самолет врага. Или матрос-связист Максимов. Редкий вражеский огневой налет обходился без повреждений и обрывов полевого кабеля.

— Максимов! С первым орудием нет связи! — кричал командир.

И Максимов полз искать и устранять обрыв. Не было случая, чтобы он не нашел и не устранил повреждение, невзирая на снаряды и бомбы фашистов.

Удачно подобрался и офицерский состав в гарнизоне, возглавляемый Вержбицким и Гусевым. Клещенко, Усков, Кривуша — на башенной батарее; Панов, Москаль и Саковский — на 90-й; Сырма, Антонов и Печников — на зенитной. Офицеры были как бы сердцем сплоченного коллектива артиллеристов острова. А душой его по справедливости следует считать начальника штаба дивизиона капитана Кудрявцева и старшего лейтенанта Васерина. Это они в невиданно короткие сроки создали боеспособные артиллерийские расчеты, управляли ими в бою и направляли огонь артиллерийских батарей точно по цели.

Гарнизон острова, несмотря на потери в людях и выход из строя некоторых механизмов, с честью выполнял задание командования — не отдавать врагу вверенный ему кусочек советской земли, над которым продолжал развеваться боевой красный флаг Родины.

6. МЫ ВЕРНЕМСЯ К ТЕБЕ, ОСМУССААР!

Шло время. Стали затихать истошные вопли немецко - фашистской пропаганды об успехах пресловутого «блицкрига». Хвастливые крики гитлеровского командования расправиться с Советским Союзом за 2 — 3 месяца, как оно за несколько дней расправлялось с некоторыми государствами Европы, не оправдались. Под ударами советских войск выдохся наступательный порыв вражеской грабьармии. Временное преимущество, полученное немецко-фашистскими захватчиками в результате внезапного нападения и численного превосходства в живой силе и боевой технике, не принесло победы. Сроки, назначенные бесноватым Гитлером для проведения парада своих войск в Москве, сорвались. Зато 7 ноября 1941 года на Красной площади состоялся традиционный парад частей Советской Армии. Прямо с парада они ушли на фронт, чтобы потом наголову разгромить наступавшие на столицу отборные армии врага и отбросить их от столицы.

На Ленинградском фронте, под ударами нашей армии, Балтфлота и сформированных дивизий народного ополчения ударные силы фашистских войск также были обескровлены. Враг закопался в землю и перешел к обороне.

В то же время в частях и подразделениях военно-морской базы Ханко подходили к концу запасы снарядов, горючего и других видов боевого и материального снабжения. Удерживать дальше врага, без пополнения этих запасов, стало невозможным. Учитывая обстановку, Верховное Главнокомандование Советских Вооруженных Сил приняло решение эвакуировать гарнизон военно-морской базы Ханко и поручило Военному совету КБФ представить свои соображения о плане эвакуации людей, техники и неиспользованных запасов продовольствия. Представленный план был утвержден.

В дни, когда гарнизон Осмуссаара, в ответ на ультиматум Карлса поднял над островом красный флаг, а фашисты пытались захватить его силами морского десанта, с Ханко в Кронштадт ушли первые транспорты с войсками и техникой.

О предполагаемой эвакуации личного состава с острова Осмуссаар мы узнали 23 ноября. Нам приказали подготовить к эвакуации прежде всего раненых, больных, женщин и людей, без которых можно продолжать оборону острова.

В ночь с 23 на 24 ноября к острову подошла канонерская лодка «Лайне» в сопровождении двух катеров «МО» и взяла на борт первых 165 человек, в том числе женщин-эстонок, обслуживавших столовую военторга и механическую прачечную гарнизона, медицинскую сестру хирургического отделения Надю Ивашеву вместе с ее подопечными ранеными и больными, механика- эстонца с «Вохи» Тоома и других.

На острове остались только боевые расчеты батарей, бойцы противодесантной обороны, командование гарнизона и подразделений.

Одновременно мы получили приказ подготовить к уничтожению все артиллерийские батареи, башенные блоки, силовые и компрессорные станции, приборы управления и наблюдения.

Когда мы узнали об этом, защемило сердце. Вспомнились дни напряженного труда за сокращение сроков монтажа артиллерийских систем и удовлетворение, которое мы получали в часы их боевого использования. Сколько сил и энергии вложили мы в благоустройство наших жилых блоков! И вот теперь все это надо разрушить, сломать. Тот, кому приходилось собственными руками уничтожать дело рук своих, не желая оставлять его врагу, поймет наше состояние.

Однако, время шло и эвакуация людей с острова продолжалась. 25, 29 и 30 ноября канонерская лодка «Лайне» повторила свои рейсы и увезла еще большую труппу людей.

На острове остались командир, комиссар и начальник штаба дивизиона с сокращенными до минимума группой управления и расчетами 314-й, 90-й и 509-й батарей, всего 347 человек.

В ночь с 1 на 2 декабря тральщики №№ 205 и 219 и канонерская лодка «Лайне» приняли на борт весь остававшийся на острове личный состав, за исключением группы подрывников. Последними покинули Осмуссаар Вержбицкий, Гусев, Кудрявцев и командиры батарей Клещенко, Панов, Сырма.

Вержбицкий дал команду отходить, и корабли легли на курс...

Прощай, Осмуссаар! Мы еще вернемся к тебе!

Группу подрывников, оставшихся на острове, возглавил бывший офицер артиллерийского управления флота, а в период обороны заместитель начальника штаба дивизиона старший лейтенант Васерин. Вместе с ним остались опытный подрывник сержант Вдовинский, шофер автомашины и четыре матроса. Им приказали в ночь со 2 на 3 декабря, т. е. через сутки после эвакуации гарнизона, подорвать все артиллерийские батареи и железобетонные блоки. Еще днем 1 декабря личный состав батарей привел в негодность приборы управления, наблюдения и связи и все материальные ценности, которые мы не могли взять с собой.

После выполнения задания группе подрывников предстояло уйти на катере «МО» прямо на остров Гогланд. Катер должен был подойти к пирсу к 24 часам 2 декабря и о своем прибытии известить подрывников световыми сигналами.

Старший лейтенант Николай Матвеевич Васерин впоследствии рассказывал:

«Последний тральщик привез капитану Вержбицкому письменное распоряжение командира военно-морской базы Ханко генерала Кабанова об уничтожении артиллерийских систем, боевой техники, боезапаса, горючего и оставшегося продовольствия.

Капитан Вержбицкий зачитал мне это распоряжение и приказал принять его к исполнению.

Когда тральщики, канлодка и сопровождавшие их катера скрылись во мгле, мы, семеро, остались единственными на острове. Предстояла ответственная и опасная работа, к которой мы тут же и приступили, предварительно выставив двух наблюдателей, одного на маяке, другого — на вышке командного пункта башенной батареи, дав им задание вести наблюдение за морем и берегом, а сами под руководством сержанта Вдовинского начали готовить башенную батарею к взрыву. Работали ночь и день, не покладая рук.

Фашисты, видимо, ничего не знали об эвакуации гарнизона. Они, как всегда, с утра стали обстреливать остров редким методическим огнем. Мы продолжали свою работу. Я приказал шоферу:

— Покружи по острову, не забудь парочку раз проехаться к пирсу. Пусть гитлеровцы видят, что островной гарнизон на месте.

Шофер четко выполнил приказ.

Днем на горизонте показались вражеские корабли. Я объявил немедленную готовность к подрыву объектов, но корабли вскоре скрылись.

К сроку, установленному командиром дивизиона, подготовительные работы были закончены.

90-ю и зенитную батареи мы подорвали упрощенным способом еще днем. Открыли огонь по материку и в ходе стрельбы одну за другой незаметно для врага подорвали все пушки.

Подошло время взрыва башенных блоков, но катер «МО» не давал опознавательных. Пришел ли он? Подождав немного, я решил взрывать объекты, не ожидая сигнала с катера. Для связи с ним, если он придет, послал к пирсу двух матросов. Подъехали к первой башне. Я дал команду поджечь бикфордовы шнуры. Укрываемся в блоке второй башни, ждем взрыва. Шнуры срабатывают с точностью часового механизма. Яркая вспышка, оглушительный грохот, пламя... В воздух взлетают огромные куски металла и бетона. Первая башня разрушена.

С катера увидели взрыв и обозначили свое место красной ракетой, а фашистские батареи открыли по острову шквальный огонь.

Выждав несколько минут, дал приказание поджечь шнуры второй башни и быстро — в укрытие.

Так один за другим мы взорвали все три блока.

Операцию закончили в срок. Боевые объекты Осмуссаара перестали существовать.

Гитлеровцы с каждым новым взрывом усиливали огонь. По острову, в том числе и пирсу, стреляло уже несколько батарей. Катер «МО» отошел на рейд и маневрировал метрах в двухстах от берега, изредка мигая в нашу сторону фонариком.

Подъехав к пирсу, мы потопили автомашину. Но как добраться до катера? Рядом с пирсом стояла шлюпка с двумя веслами, но она оказалась пробитой в нескольких местах осколками снарядов. Наскоро заткнули отверстия обрывками носовых платков, отвалили от стенки. К нашему счастью, дырявая шлюпка не подвела, хотя и затонула, едва мы успели перебраться на катер. Командир «МО-313» лейтенант Александр Иванович Ганев принял нас по-дружески. Прежде, чем уложить спать, угостил бутербродами с колбасой и крепким чаем.

— Отдыхайте спокойно, утром чай пить будем на Гогланде, — и ушел на свой пост.

До Гогланда дошли благополучно, даже раньше каравана судов, который вышел с Ханко вечером 2 декабря. Когда подошел караван, я доложил капитану Вержбицкому о выполнении задания».

Война продолжалась. Остались позади исторические
битвы под Москвой, Сталинградом, Орлом и Курском,
стоившие агрессору сотен тысяч отборных солдат.

Красная Армия изгоняла фашистов с советской земли.

Прибывшие с Осмуссаара бойцы и командиры сражались в береговой артиллерии и в частях морской пехоты на различных участках Ленинградского фронта. Одни — на Ораниенбаумском плацдарме, другие, в том числе и Гавриил Кудрявцев, — на Невской Дубровке, военинженер Сошнев строил «Дорогу жизни». А ленинградские рабочие возвратились на свои заводы и снова стали создавать, монтировать и ремонтировать боевую технику для фронта.

Каждый на своем месте участвовал в январских сражениях 1944 года, отбросивших от Ленинграда фашистов.

Мне выпала честь участвовать в артиллерийской поддержке наступления частей 2-й ударной армии, которой командовал в то время генерал И. Федюнинский. Наступление началось 14 января 1944 года с Ораниенбаумского «пятачка». Я тогда исполнял обязанности начальника штаба западной группы артиллерии дальнего действия, сформированной из моряков Балтфлота.

Вскоре после разгрома фашистов под Ленинградом меня вызвали в Управление кадров флота и задали вопрос:

— Как вы относитесь к возвращению в Эстонию?

— Благожелательно, — ответил я.

— Мы выдвигаем вашу кандидатуру на должность командира дивизиона, который должен в ближайшее время развернуться в районе Суурупи — Осмуссаар. Что вы скажете о нашем предложении? — спросил начальник управления.

— Согласен.

— Имейте в виду, дивизион надо сформировать заново. Справитесь?

— Постараюсь.

Через некоторое время пришел приказ и стали прибывать люди. Начальником штаба 313-го отдельного артиллерийского дивизиона был назначен тоже осмуссааровец, бывший командир взвода управления в батарее А. Панова старший лейтенант Иван Яковлевич Саковский.

Формировались мы на форту «Серая Лошадь». Началась обычная организационная суета, хлопоты по приему людей, их размещению, получению вооружения, продовольствия.

В один из дней кто-то постучал в дверь моего кабинета.

— Войдите!

В проеме двери — знакомая фигура.

— Старший матрос Куприянов прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы!

Опять удача! Григорий Куприянов, один из семерки «лучших», столяр и плотник, маляр и наводчик, собственноручно поднявший красный флаг на Осмуссааре 5 ноября 1941 года. Такому человеку на новом месте цены нет.

— Здравствуй, дружище! Если бы ты знал, как мне нужен!

— А я знал, потому и напросился, — весело ответил он.

На следующий день представился еще один из островитян — старший матрос Максимов, боевой связист с батареи Сырмы.

Формирование закончили в срок. Мы начали ждать наступления наших войск на нарвском направлении.

И желанный день наступил. Советские бойцы стремительно гнали фашистов из Эстонии. 22 сентября 1944 года, в день освобождения Таллина, с группой автоматчиков я выехал в Эстонию. А 24-го мы уже находились в районе дислокации наших батарей. Штаб расположился на мызе Летсе, на берегу залива.

28 сентября, через два года девять месяцев и двадцать семь дней, я решил побывать снова на Осмуссааре. Со мной поехала группа автоматчиков.

Катер подошел к южному .пирсу. Схожу первым. Это мое право. Ведь я представитель героического гарнизона, защищавшего этот остров в 1941 году. От имени моих друзей и соратников мысленно обращаюсь к острову:

«Здравствуй, родной Осмуссаар! Мы сдержали свое слово и вернулись к тебе. Это ничего, что со мной другие бойцы. Они тоже наши и помогали вернуться к тебе. Мало осталось в живых твоих прежних бойцов. Но они честно выполнили свой долг перед Родиной и перед тобой, маленький кусочек родной земли. Как ты живешь, старина?»

По знакомой, много раз хоженой дорожке, иду на свою 314-ю башенную батарею. Остров необитаем. Дзоты и заграждения разрушены. Исчез казарменный городок. Сравнялись с землей окопы. Но зато стало больше растительности. Трава растет даже на дороге. Подхожу к вышке командного пункта. Она твердо стоит на всех четырех ногах. Наверху, где находился дальномер, — деревянная будка. Здесь, видно, был пост наблюдения фашистов. Поднимаюсь наверх. В рубке управления огнем — куча мусора, две ломаные кровати и лапти «победителей» Европы, сделанные из соломы (их надевали поверх сапог, для тепла). Представляю, как танцевал под свежим балтийским ветром фриц в тонкой шинельке и сапогах, засунутых в соломенные лапти.

Кругом по-прежнему простор. На западе виднеется тора немецкого металлолома — останки крейсера «Магдебург» — грозное предупреждение врагам. На юге проглядываются контуры Вормси и Хийумаа, где, как и в памятные дни сорок первого, идут жестокие бои с фашистскими захватчиками с той лишь разницей, что сейчас не они, а части 2-й ударной армии генерала И. Федюнинского, в том числе Эстонский корпус генерала Л. Пэрна при поддержке кораблей, авиации и береговой артиллерии КБФ очищали от врагов землю, принадлежащую эстонскому народу. А на севере простирается бескрайняя серебряная гладь — устье Финского залива, — то, что мы обороняли и что снова принадлежит нам.

Спускаюсь вниз. Вход в блок командного пункта поврежден. Блок затоплен. Иду ко второй башне. Издалека вижу какое-то непонятное сооружение на месте башни. Оказалось, что при взрыве башню вырвало из гнезда и подняло в воздух. Опускаясь, она развернулась стволами вниз и воткнулась в землю. Так и висит на стволах огромная масса броневой стали. Блок и гнездо башни затоплены, в воде просматриваются куски покореженного металла. Чистая работа, ничего не скажешь! Васерин и Вдовинский свое задание выполнили на отлично. Только непонятно, почему алчные завоеватели оставили на месте этакую кучу отличного металлолома? Вероятно, не ждали, что придется так скоро расстаться с этим, немалой кровью завоеванным «жизненным пространством» и столь стремительно удирать под напором возвращавшихся домой хозяев.

На первой башне та же картина. В крыше и стенках зияют отверстия от вырванных «с мясом» многотонных броневых плит, отброшенных взрывом на расстояние до трехсот метров. Безжизненные тела орудий лежат на земле и годятся только в переплавку. Блок затоплен, внутри все изуродовано. Убеждаюсь, что и здесь наши подрывники потрудились добросовестно. В башне пахнет застоявшейся водой и ржавым железом.

Выхожу на свежий воздух. Присел у входа в блок.

Многое вспомнил я, прислонившись спиной к холодному бетону: товарищей, оставшихся в земле Осмуссаара, первого командира дивизиона капитана Цепенюка и сменившего его Евгения Конрадовича Вержбицкого, скромного и добросовестного Кривушу, отличных инженеров Слезингера и Липшица, доктора Ошкадерова и медсестру Надю, канувших в неизвестность Клещенко, Ускова, Панова, Сырму, Антонова и многих других. Где они сейчас — воюют с врагом, или сложили уже свои головы? На войне все бывает!

Задумавшись, я даже не заметил, как подошли автоматчики, закончившие обследование острова.

— На острове никого нет, товарищ майор, — доложил старшина взвода управления.

— Хорошо, отдыхайте, а я еще похожу.

— Разрешите и нам пойти с вами, товарищ майор,— обратился ко мне один из матросов.

Я разрешил. Лесочком, там где была когда-то протоптана нами дорожка, от которой и следа не осталось, мы направились на бывшую 90-ю батарею. И там все разрушено. Тела орудий приведены в абсолютную негодность.

Вышли на западный берег. Огромной кучей кирпича лежал 30-метровый красавец-маяк.

Решили отдать долг погибшим героям. Пошли к месту их захоронения. Но там пусто, ни одной могилы. Враг не пощадил даже мертвых, все сравнял с землей.

21 июля 1968 года Советская Эстония праздновала 28-ю годовщину восстановления Советской власти. В те дни на здании Таллинского вокзала, вместе с другими праздничными лозунгами и плакатами, висела приветственная надпись: «Привет героическим защитникам о. Осмуссаар!»

На следующий день, на рыбацком пирсе деревни .Пыысаспеа царило необычайное оживление. Десятки людей, пожилых и молодых, русские и эстонцы, мужчины и женщины садились на поданные к пирсу суда и отправлялись в сторону Осмуссаара. Это были ветераны войны, защитники непокоренного острова. Они собрались со всех концов страны, чтобы встретиться друг с другом. Вместе с ветеранами,на пирсе находились представители местных партийных и советских органов и общественных организаций.

Нас собралось 42 человека. Тут и командиры, и политработники: Вержбицкий, Гусев, Кудрявцев, Клещенко, Сырма, Гарцев, Антонов. Тут и медики Белозеров, Макаревский, Болдин, Киндерал, Надежда Ивашева (теперь Евсюкова) . Приехали строители Холошня, Матковский, Вд0винский, монтажники Белозеров, Захаров, Кукайло, Василевский. Тут и старшины, солдаты и матросы Величенков, Куприянов, Максимов, Галайда, Губанов и многие другие. Мы не сразу узнавали друг друга, а узнав, крепко обнимались. Ведь прошло 27 лет, как мы покинули остров и не виделись.

Приехав на остров, все направились к четко выделяющейся на фоне зелени вышке командного пункта бывшей 314-й батареи. На полянке в лесу, рядом с вышкой, ветераны неожиданно увидели картину, взволновавшую их до глубины души. Посреди поляны белыми мраморными столбиками-обелисками и черными якорными цепями огорожен участок земли, засаженный пунцовыми цветами. В северной части участка, лицом к полуденному солнцу установлены два более высоких обелиска, а около них застыли по стойке «смирно!» два молодых матроса с автоматами и два юных пионера в красных галстуках, прибывшие на остров раньше нас.

Я знал, что фашисты уничтожили могилы павших героев, — это я видел своими глазами осенью 1944 года, когда побывал на острове. Мы слышали об установлении обелиска на берегу недалеко от маяка, там, где находились братские могилы, но чтобы все выглядело так — мы просто не ожидали. Многие из нас прослезились.

Нам рассказали, что перезахоронили прах героев и привели в порядок братские могилы по своей инициативе трудящиеся прибрежного Хаапсалуского района с представителями армии и флота.

Еще больше растрогала нас прикрепленная к одной из опор вышки мраморная доска, ослепительно сияющая на солнце. На доске золотом горели слова: «На этом острове подразделения КБФ, совместно с рабочими ленинградских предприятий, 164 дня вели упорные бои с немецко-фашистскими захватчиками. Воины флота оставили остров только по приказу Верховного Командования 1 декабря 1941 года. Вечная честь и бессмертная слава вам, герои Осмуссаара!»

У могилы павших состоялся митинг. Его открыл секретарь Хаапсалуского райкома партии. Он тепло говорил о нашем подвиге, об уважении к нам трудящихся Эстонии, приславших своих представителей на эту встречу, об успехах своего района, ставших возможными благодаря героизму советских воинов. В заключение он отдал дань памяти погибшим и пожелал доброго здоровья живым.

Один за другим выступили представители Коммунистической партии Эстонии и правительства ЭССР, дважды Краснознаменного Балтийского флота, Таллинской секции Советского комитета ветеранов войны, трудящиеся района, комсомольцы и пионеры. Все они с восхищением говорили о героизме защитников Осмуссаара в тяжелом 1941 году, рассказывали о трудовых подвигах трудящихся республики, о великой дружбе советских народов.

Затем началось возложение венков от Центрального Комитета Коммунистической партии Эстонии, Президиума Верховного Совета и Совета Министров Эстонской ССР, дважды Краснознаменного Балтийского флота, трудящихся Хаапсалуского района и боевых соратников павших героев. Мы, друзья погибших, установили на братской могиле памятник, собственноручно изготовленный сыном нашей медсестры Нади — Алешей Евсюковым.

Наш бывший командир, полковник запаса Евгений Кондратович Вержбицкий от имени ветеранов поблагодарил руководителей партии и правительства Эстонии за теплую встречу, за перезахоронение погибших и отличное содержание братской могилы, за высокую оценку подвига непобежденного гарнизона.

Последним выступил молодой солдат, секретарь комсомольской организации одного из подразделений Советской Армии. Он сказал:

— Мы никогда не забудем вашего подвига. Каждый год на первом занятии с прибывшим молодым пополнением мы рассказываем, как небольшой гарнизон советских патриотов — балтийских моряков и ленинградских рабочих, стоял насмерть, а острова врагу не отдал и не пропустил к осажденному Ленинграду, колыбели Великого Октября ни один корабль, ни один транспорт фашистов. Место, где мы стоим сейчас, священно для нас. Каждый год на могиле погибших героев молодые матросы дают клятву верности Родине, принимают воинскую присягу, чтобы так же самоотверженно служить своему народу, как служили герои, похороненные в этой могиле.

Принимая от вас боевую вахту, мы торжественно обещаем свято хранить ваши боевые традиции и насмерть стоять на защите нашей прекрасной Родины!

После митинга ветераны разошлись по острову. Все единодушно признали, что остров необыкновенно похорошел. Стало больше зелени, выросли деревья, заросли травой следы войны. Нет больше ни подорванных башен, ни покалеченных орудий. Все пошло в металлолом, на переплавку.

На острове очень много земляники. Кто-то даже мрачно пошутил:

— На нашей крови растет, — и тут же присел, чтобы сорвать ягоду.

Кто-то высказал предложение организовать на острове санаторий для нервнобольных. Здесь удивительная тишина, чистейший воздух, красота неповторимая!

Изменились и сами ветераны. Взять хотя бы Петра Величенкова, артиллерийского электрика первой башни. Сейчас он очень солидный инженер, начальник отдела физико-энергетического института в Обнинске.

Или наш бывший начальник штаба Гавриил Григорьевич Кудрявцев, генерал-лейтенант в отставке, в недалеком прошлом старший преподаватель Военной академии Генерального Штаба Вооруженных Сил страны. Он так же прост, как и раньше: забрался на вышку и кричит вниз:

— Докладывает начальник штаба капитан Кудрявцев! Противника не обнаружено, можно перекусить!

Вот наши строители — начальники объектов бывшие воентехники Холошня и Матковский. Оба — полковники в отставке, грудь которых украшают многие ордена и медали. Сейчас учат молодежь в высших учебных заведениях.

А фельдшер Болдин вовсе переквалифицировался, не пожелал совершенствоваться в медицине и стал инженером-металлургом.

Веселый, неунывавший младший сержант Хамармер тоже выбился в «генералы». Он народный артист республики, главный режиссер Ленинградского театра драмы и комедии, автор спектакля «Матросы», рассказывающего зрителям о подвиге героев Осмуссаара.

Писарь нашей батареи Павел Пешкин прислал письмо Вержбицкому, сообщил, что занимает высокий пост, перегружен работой и на встречу, к великому сожалению, приехать не может.

 ФОТОГРАФИИ.

Остров Осмуссаар. Вид с моря.

Памятный камень на братской могиле павших при обороне острова.

Капитан М. И. Цепенюк. Капитан Е. К. Вержбицкий.

Старший политрук В. П. Усков. Капитан П. М. Гарцев.

Капитан Г. Г. Кудрявцев. Военинженер В. П. Матковский.

Батальонный комиссар Н. Ф. Гусев. Старший лейтенант Н. М. Васерин.

Политрук П. И. Антонов. Военинженер 3 ранга Б. Я. Слезингер.

Младший сержант Я. С. Хамармер. Старший матрос Г. И. Куприянов.

Участники обороны Осмуссаара во время встречи на острове в 1975 году.

Мемориальная доска у вышки башенной батареи.

Памятный камень в честь непокоренного острова в Хаапсалу. Установлен в 1975 году.

Военинженер 2 ранга П. И. Сошнев. Ленинградский инженер П. П. Белозеров.

Слесарь-монтажник Е. П. Парийский. Слесарь-монтажник А. В. Василевский.

Слесарь-монтажник А. Е. Юленков. Сержант Г. А. Вдовинский.

Капитан А. Н. Панов. Капитан И. Т. Клещенко.

Лейтенант Ф. И. Митрофанов. Старший лейтенант П. Л. Сырма.

Медицинская сестра Н. И. Ивашева.

Братская могила павших при обороне Осмуссаара.